Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Квасов добавил: «Слышал, что это ваша любимая песня».

Прослушав, М.А. заметил, что для него все старинные песни дороги.

– В этой тоже не хватает лирических голосов. – И вместе с Квасовым пропели один куплет.

Прозвучала следующая песня «Не грозная на нас тучушка». М.А. спросил:

– К какому времени относится?

А.К. Здесь Листопадов заменил слово «полковничек» на «казаченку».

М.А. Старинные песни нельзя окультуривать. Я сторонник того, что заменять в старинных песнях ничего нельзя. Когда реставрируют церквушку, ее же не делают под современный клуб. Не будем же мы говорить: «Конь боевой с походным вьюком… стоит возле Дома культуры». На это есть ведущий, он должен сказать со сцены, к какому времени относится эта песня, что выражает и какова ее социальная направленность. Что сочиняют композиторы области о современном Доне?

Услышав от собеседника слова: «Почти ничего», Михаил Александрович с упреком рассуждал о необходимости сочинения новых песен для ансамбля с оттенком старых мелодий:

– Надо сочинять новые, а не модернизировать старые. Сокращать текст тоже надо разумно, иначе меняется смысловая нагрузка в угоду концертной форме.

Михаил Александрович попросил еще раз прокрутить «Зореньку-зарницу». Прослушав, заметил о растянутости первого куплета и пропел, как надо петь.

– Мелодия может быть краткой и длинной, главное, чтобы прослушивались слова и выражался мотив песни.

А.К. Полный текст этой песни при исполнении занимает 8—10 минут. Здесь сокращено до трех минут.

М.А. Это возможно при исполнении попурри с предварительным пояснением ведущего.

А.К. Я думал и над этим. Концерты с полным содержанием песен надо устраивать тематично, празднично. Базовым местом мог бы стать Старочеркасск и его собор.

М.А. Такая база вам необходима для отработки мастерства. Там есть майданы, дворец, курени, собор можно использовать для обрядовых песен. Следует учесть, что заводчики в ваших песнях слабые, от них многое зависит. Раньше заводчик пел – все дрожало. Надо дать клич, собрать умельцев и записать песни без предварительной обработки. Услышать натуральную песню, а потом обрабатывать. Постоянным местом для этого может стать Старочеркасский музей.

Время беседы затягивается, Квасов благодарит писателя за помощь и напутствия, а Михаил Александрович продолжает:

– Так вот, Анатолий Николаевич, не будем все это превращать в фирменную уху. Я поговорю с Иваном Афанасьевичем [49]. Буду в Москве, встречусь с министром культуры, поговорим о направленности ансамбля, о выходе его на зарубежную аудиторию. Подменять их не будем, а ты с Белодедом начинай действовать, подбирай кадры.

А.К. Мы в основном подбирали людей, у нас сейчас 40 человек в хоровой и 32 в танцевальной группах, 16 – в оркестре. Не отлажен вопрос со штатными формами, людей набрали, а платить нечем.

М.А. Поможем и в этом, но спешить не будем, потерпите до октября, держите с нами связь. Секретарей обкома тревожить не будем, они очень заняты уборкой. С ними надо устроить встречу в Ростове или в Вешках, обязательно с вашим присутствием, вам шлифовать ансамбль. Собирайте самородных певцов старинной песни, можете сделать это в Вешках. Попытайтесь решить, что можно сделать своими силами, а потом обратимся выше. Вряд ли решит эти вопросы и Фурцева. Там свои понятия о разницах. Вижу, с вашим заинтересованным участием мы пробьем это дело.

Далее разговор перешел на шутки, вспоминали о первой встрече. Оценивая первые шаги Квасова по омолаживанию коллектива ансамбля, М.А., прикрывая правой рукой ус, произнес:

– Брюнетом не стал, зря, я думал, что ты уже курчавый, черный.

19 июня

Мы с П.П. Гавриленко сидели в кабинете, читали письма из почты Шолохова. Незаметно тихими шажками появился М.А. и спросил: «О чем ведете речь, молодцы?» – «О ваших делах и людских заботах», – ответил я. «Со всех концов Союза просят квартиры. Выходит, я союзный квартирмейстер», – отозвался М.А. «Мы знаем, кто вы, а вот только из одного Ростова ежемесячно поступает к вам 300–350 писем по квартирным неурядицам».

Улыбнувшись, М.А. включился в разговор: «Всякое бывает, война все еще дает о себе знать, всех и сразу квартирами не обеспечишь, это понятно. Непоправимый вред в этом вопросе наносит бездушие иных руководителей на местах. И не только в этих вопросах. Был один случай, – рассказал он. – Из Морозовска пожаловались две семьи. Завербовались семьи на Сахалин. В день отъезда молодые ребята отправили своих жен с детьми на вокзал, а сами подзадержались с приятелями, выпили, а затем забежали на завод попрощаться на радостях. Там поссорились с вахтером. Из-за боязни опоздать на поезд они взяли на заводском дворе коня и выехали верхом. Подъехали к магазину, хотели что-то взять на дорогу, а тут нагрянула милиция. Жены уехали на Сахалин, а их задержали. Дали 10 лет. Ну что это за преступление! Украли лошадь, а нужна она им? Конечно нет. Видно, эмоции милиционеров сыграли здесь роль, и ребята перехлестнули в обращении с ними. Написал я тогда генпрокурору, а ребят уже по этапу отправили. Ответ получил, разобрались. Хулиганство было наказано, а мужья вернулись к семьям. Вот так оно бывает. Органы прокуратуры у нас недорабатывают. Занятен на этот счет и другой момент, – продолжал М.А. – Пришли ко мне шесть баб из станицы Слащевской. Сыновей осудили за кражу арбузов. Написал на этот счет генпрокурору. Если освободить нельзя, то и меня посадите, я тоже с детства любил арбузы воровать, они слаще своих. Освободили. Приезжали на велосипедах бабы со своими детьми, благодарили и смеялись. Разве можно шалости ребят смешивать с преступными действиями, это наши недоработки, взрослых. Видимо, такие вещи есть и еще будут, тут все зависит от общественного уровня нашего развития. Сложные вопросы в жизни бывают, для некоторых это еще непостижимо, но факт. – И далее продолжал: – В одном из писем мне пришлось вроде бы усомниться, и все же я попросил генпрокурора внимательно разобраться. А суть была в том. Гуляла компания. Парень изрядно выпил и каким-то путем забрел к одной бабке. На крыльце ее дома свалился и уснул. Утром проснулся в доме на лавке, а бабка на полу – мертвая. Прибыла милиция; спрашивают: «Ты убил?» – «Не помню, – отвечает он, – может, и я». Ясно, расспрос короткий, в кутузку. Затем суд, 12 лет строгого. Водочка привела на скамью подсудимых. Год разбирались, ответили. Бабку убил внук, забрал деньги из сундука, а невинного парня в пьяном виде перетащил на лавку в комнату убитой им бабушки. Он же и напоил его в компании, он же и привел его к бабке. Видите, молодой, а какой ранний. Все преступление продумал заранее. Откликнулся и я на это. За злонамеренное убийство прощения нет. Попросил расстрел, дали».