Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

– То есть как?! – неприкрыто и как-то обидчиво возмутился Шолохов. – Что же, я одинок? Ну нет, это совсем не то. Нет, так нельзя, не годится…

И он так глубоко огорчился, что потом в разговоре еще не раз возвращался к этому и бросал на легкомысленного литератора колючие взгляды.

– «Разгром» я прочитал одним дыханием, – говорил он однажды в Ростове. – А «Молодая гвардия»?! – И сам отвечает: – Кто еще смог бы так написать о молодежи?

И он, не тая восхищения, охотно и щедро говорит о творчестве своего товарища по литературному цеху, отдавая должное замечательному таланту А.А. Фадеева.

Шолохов за то, чтобы работа писателя была согрета и освещена большим человечным раздумьем о жизни и судьбах людей и чтобы книга давала читателю широкое поле для размышлений.

Когда в начале этого года М. Шолохов выступал в Ростове перед молодыми писателями Дона, он призывал их к тому, чтобы они не торопились сдавать в печать «невыношенное». «Вы – великолепные представители великолепного народа», – любовно называл он литературную молодежь. И он сказал, что за теми молодыми силами, которые входят в литературу, великое будущее литературы социалистического реализма. «Вы – наша надежда».

Из Ростова в станицу Вешенскую ехать мне не пришлось – Михаил Александрович находился в Москве. В столице я по телефону связался с ним. Шолохов был занят читкой гранок журнала «Октябрь», который печатал главы второй книги «Поднятой целины». Поэтому он попросил заехать к нему через день, прямо к девяти часам утра.

Кабинет писателя. На письменном столе – бюсты Льва Толстого и А.М. Горького, скульптура «Собаки охотятся за кабаном», телефонный аппарат, скромный чернильный прибор, пепельница. Здесь же стопка бумаг и несколько пачек ростовских папирос «Беломорканал». На стене висит картина художника Перова «Рыболов». К стене прикреплено чучело глухаря, убитого одним из сыновей в Крыму. В его библиотеке – произведения классиков марксизма-ленинизма, советских и зарубежных писателей. Здесь же хранятся изданные на различных языках «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Зная, что эти книги переведены на армянский язык и давно стали любимыми и популярными у меня на родине, я спросил, есть ли у него эти издания. Их не оказалось, отчего мне стало очень неловко за наших издателей.

Увидя мое замешательство, Михаил Александрович подошел к одному из книжных шкафов и, достав томик в синем переплете, протянул мне. Я узнал знакомую книгу – однотомник избранных произведений Аветика Исаакяна.

– Этот подарок, – сказал он, – один из ценных в моей библиотеке.

«Самому замечательному и любимому писателю, автору чарующего меня, бессмертного «Тихого Дона» – эта трогательная надпись Исаакяна на титульном листе книги сразу же бросилась в глаза.

– Передашь на память глубокоуважаемому Исаакяну мой роман «Тихий Дон», хотя я и должен был это сделать первым. Расскажешь ему, что донские казаки любят исаакяновскую лирику, читают ее, – сказал Михаил Александрович.

Тщетными оказались все поиски Шолохова в книжных шкафах – русского издания «Тихого Дона» там не оказалось.

– Ну что же, нет худа без добра, – сказал он, – приедете в Вешенскую, увидите наши края – там и найдется «Тихий Дон».

В библиотеке, рядом с книгами Белинского и Чернышевского, можно увидеть томик произведений земляка Шолохова Микаэла Налбандяна. Михаил Александрович с особым уважением относится к творчеству революционных демократов прошлого века, мужественных борцов против самодержавного режима.

Необычайная сердечность, простота Шолохова располагали к нему сразу. Говоря о днях Отечественной войны, он рассказал один запомнившийся ему на всю жизнь эпизод:

– Дело было в тысяча девятьсот сорок втором году. На Южном фронте шли жаркие бои. Парень был тяжело ранен в полость груди и живота. Положение было безнадежным. Поначалу он говорил, передал полевую сумку, фотографии матери, жены, детей, письма своему русскому другу – младшему лейтенанту с просьбой отослать все это родным. Когда силы окончательно покинули его, он в беспамятстве заговорил на родном языке: «Че, че…» – и скончался. Я видел, сколько было силы, нежелания умереть. Отважного сына армянского народа, командира роты пехотинцы крепко любили и горевали по нем. Тело его бережно перенесли в траншею, а сами снова вступили в бой. Они отомстили за своего командира. И только тогда торжественно предали его земле. Недавно от Александра Суичмезова я узнал смысл восклицаний погибшего в бою командира. Не желая расставаться с жизнью, не видя плодов своих усилий – победу, он отчаянно повторял: «Нет, нет…»