Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

– Вешенская. Будем ночевать! – доносится из темноты.

В нашей комиссии, принимающей лесную полосу, девять человек. Работники министерств, лесничий, журналисты.

В избе лесника, на краю станицы, – душистое сено. Укладываемся в один ряд. Долго не спим. Живописная картина Придонья воскресила в памяти страницы бессмертных шолоховских книг. Каждый читал их, и не раз. Лежим, переговариваясь, вспоминаем подробности жизни Мелеховых, судьбу Аксиньи… Засыпаем, когда горластый петух за стеной возвестил о приближении утра…

– Михаил Александрович приглашает в гости, сейчас звонил, – сказал лесник, когда мы еще только умывались.

Не помню, как прошел завтрак, как осматривали участок полосы у станицы. Десять часов. Едем.

Ласковый осенний день. Из-под колес передней машины шарахают белые вешенские куры, у добротных изгородей стоят казачки с коромыслами, ленивая пара волов с повозкой тащится по улице, мальчишка в закатанных до колен штанах с удочкой и десятком обветренных плотвиц на кукане.

– К Шолохову как проехать?

Мальчишка швыряет добычу в крапиву.

– Давай провожу, – и, не дожидаясь приглашения, прыгает в кузов.

Обыкновенная деревенская улица. Забор. На калитке порядковый уличный номер «52». Нажимаем щеколду. Навстречу бегут две лохматые огненно-рыжие собаки. Ласково трутся о ноги. От калитки до дома – дорожка. Клумбы цветов. Буйная зелень кустов и деревьев.

Заходим в дом. Коридор. В дверях большой комнаты – хозяин. Приветливо улыбается. Сколько раз приходилось видеть его на портретах, в кино. Похож и не похож. Невысокий, коренастый. Чуть крючковатый нос, поредевшие волосы над высоким лбом. Умные, немного насмешливые глаза. Садится в конце длинного стола. Цветы, пепельница. Коробка «Беломора».

Разговор простой, непринужденный. О лесе, об охоте, о капризном нынешнем лете. Писатель интересуется, сколько посажено лесу за последние годы, и тут же добавляет: «А сколько срублено? Беречь, беречь нам надо богатства земли».

В комнате много солнца. Солнечные зайчики прыгают по полу, взбираются на шкаф, уставленный какими-то сувенирами, видно, подарками. Тут же лежат четыре огромных размеров румяные груши, наверняка подарок местных садоводов. В комнате две двери – одна на кухню, другая в большую горницу. Виднеются цветы в кадках, рояль, покрытый полотняным чехлом. Об оконные стекла снаружи сплющили носы все те же рыжие собаки.

– Тоскуют псы, время-то какое, только бы шлепать по болоту за утями, а хозяин медлит, – улыбается Михаил Александрович. – Некогда. Работа поджимает. Много пишу. Нынче до зари поднялся.

Говорит Шолохов просто, подкрепляя слова плавными жестами. Среди нас – один его приятель по охоте.

– А помнишь, Платоныч, как в тумане кобылу за зайца принял? Сколько с тебя тогда взяли колхозники? Я им советовал не жалеть. У профессора, говорю, денег много. – Шолохов заразительно смеется.

Подробности этой охотничьей истории заставляют и нас расхохотаться. Хохочет и сам неудачливый охотник.

Потом Михаил Александрович расспрашивает о посадках, интересуется, где в полосе есть пробелы. «Мало? Очень хорошо».

– В Вешках испокон веков были пески, пылища. Сейчас сосенник зазеленел, благодать!

Писатель рассказывает, какие породы деревьев лучше приживаются на окрестных землях, советует зорче приглядывать за посадками..

Сорок минут в шолоховском доме пролетели незаметно. За разговором я успел сделать несколько снимков. Просим сфотографироваться вместе, Михаил Александрович соглашается. Фотографируемся на залитых солнцем ступеньках перед входом.

В Вешенской я распрощался и с комиссией. Она поехала дальше по лесной полосе, мой же путь лежал на Воронеж.

Станица Вешенская

Кто не волновался, попадая вдруг в незнакомые, но известные из книг места? Такое чувство испытывал и я, прибыв на станцию Миллерово, чтобы оттуда направиться к писателю Михаилу Александровичу Шолохову. Выдающиеся произведения «Тихий Дон» и «Поднятая целина», написанные им для народа и о народе, которому он честно служит как талантливый советский писатель и как депутат Верховного Совета СССР, с глубоким, неостывающим чувством любви к Шолохову люди читают сейчас и прочтут через двадцать, пятьдесят и через сто лет.

Читая эти книги, в которых писатель ярко показал жизнь народа со всеми ее противоречиями и конфликтами, я всегда испытывал подлинное удовольствие. Образы шолоховских героев навсегда запали в сердце, стали живыми, осязаемыми. Это прежде всего образы трудовых людей Дона, прошедших сквозь обман и невежество, сквозь неверие и сомнения к твердому убеждению в том, что только при Советской власти, в братском содружестве Союза Советских Социалистических Республик, на родной земле, отвоеванной у кулаков и казачьих атаманов, народ обретет свое счастье.