Петр Игнатов - Записки партизана

Мусьяченко подошел к нему.

— Говоришь — дежуришь?

— Не добежал, — ответил Иван Петрович, — зенитки грохочут, осколки, как дождь, сыпятся…

— А почему, собственно, тебя в армию не призвали?

— Потому же, что и тебя: броня. Незаменим на производстве, — сердито буркнул Иван Петрович.

Трусы нам в партизанском отряде были не нужны. Ивана Петровича в ту же ночь мы исключили из команды особого назначения.

Но этим дело не кончилось. Узнав о случае с ним, вызвал нас Попов. Сознаюсь, на этот раз я чувствовал себя в горкоме не наилучшим образом… Хотя трус был взят в отряд не по моей и не по Евгения рекомендации, но попало за него именно нам: и бдительности у нас нет, и интуиция отсутствует, и можно ли доверить таким недальновидным товарищам, как мы, дальнейший подбор людей для подполья на комбинате…

В заключение Попов предложил нам организовать под руководством Мусьяченко «лесной семинар» и уже на прощание, весь осветившись лукавой улыбкой, сказал:

— А ребят своих из команды попробуй суток на двое оставить без еды. И спать не давай. Посмотрим, как будут они себя вести…

…Ближайшими и давними друзьями Жени были Геронтий Николаевич Ветлугин и Виктор Янукевич, инженер-технолог. Война и работа по подготовке партизанского отряда еще больше сблизили их.

Маленький, тщедушный Янукевич, жестоко больной туберкулезом, ревниво следил за тем, чтобы Евгений не делал скидок на его болезнь. Так, к примеру, в штабе команды противовоздушной обороны он был заместителем Евгения. Это обстоятельство и помогло нам не позволить Янукевичу идти на дальнюю вылазку в леса. Виктор кипятился, выходил из себя, кашлял от волнения больше обычного, предлагал Жене тянуть жребий. Но Евгений был не из тех людей, которые меняют свои решения.

— Хорошо, — сказал он, — я останусь дежурить в штабе противовоздушной обороны, а ты пойдешь на вылазку. Но — условие: возьмешь с собою масло, бутылку сливок и прочее, что прописано тебе врачами.

— Красиво! — сказал Янукевич. — Остальные товарищи берут только флягу с водой…

Человек прямого и мужественного характера, он не любил позерствовать, но не допускал и таких положений, когда болезнь его могла бы вызвать жалость у окружающих. Да и не было ему необходимости идти: мы уже неоднократно делали учебные вылазки — тренировались в ходьбе по восьми километров в час, ходили и в туман, и в темень, и Янукевич с честью выдерживал эти испытания.

— Ладно, — сказал он, — на этот раз подежурю в штабе.

С ним остались для караульной службы при нашей казарме еще два товарища: молодой веселый техник с мыловаренного завода и недавно принятый нами инженер-механик, демобилизованный из армии по ранению. К этому мы только присматривались, знали о нем немногое: член партии, служил в саперной части, радиолюбитель. Он взялся сконструировать для нашей команды портативный радиоприемник большой мощности.

…Мы вышли на рассвете. Стоял конец января, но когда солнце поднялось высоко, на нас пахнуло весной. Жирная, благословенная наша кубанская земля к полудню оттаяла, и комья ее облепили наши ботинки.

— Упражнение по поднятию тяжестей ногами, — пошутил Ветлугин.

— А нам легче, — весело отозвались медсестры. — У нас ботинки меньше мужских, значит, меньше и земли на них налипает.

«Посмотрим, — подумал я, — как вы будете шутить на обратном пути, под урчание пустых желудков».

Вел нас Петр Петрович Мусьяченко — коммерческий директор комбината. Ему было за сорок, но редкая жизнерадостность да худоба и высокий рост сильно молодили его. Он владел необычной военной специальностью — инженера-картографа. В молодости проработал пятнадцать лет начальником изыскательской партии в предгорьях Кавказа. И родом был Мусьяченко из близлежащей станицы — ему ли не шагать по Кубани хозяином? Не знать звериных троп в предгорьях?

— Стоп! — скомандовал он. — Предупреждаю: назад пойдем этим же путем, но поведу не я. Извольте сами замечать дорогу. Вот втыкаю в кочку щепочку. Завтра к вечеру поручается вам, товарищ Литвинов, щепку эту выдернуть из земли и вручить мне.

Поднялся смех. Команда решила, что Мусьяченко шутит: никаких ориентиров не было, вокруг — голая степь, искать в ней щепку — что в чистом море.

— Как это нет ориентиров? — возмутился Мусьяченко. — Учитесь видеть! В трех километрах на северо-запад видна верхушка силосной башни. На севере — курганчик. В двадцати шагах сзади — ухаб на дороге. Сегодня там проходила пятитонка, груженная овсом, сильно ее тряхнуло: не зря стайка воробьев у нас из-под ног выпорхнула. Да, наконец, проложите от щепки через дорогу перпендикуляр, уткнется он в телеграфный столб, на котором и номер-то дегтем выведен…