Петр Игнатов - Записки партизана

Это был очень тяжелый переход. Погода испортилась. Рваные тучи висели над самой головой. То и дело срывался дождь. Он шуршал по опавшей листве, хлестал по деревьям, бил по глазам.

Закутанные в плащи, мы казались друг другу чужими. Шли цепочкой, сплошь и рядом держась за рюкзак переднего.

Как всегда, я шел за Геней. Его мешок, наскоро сшитый из серого материала, был единственным ориентиром в этой непроглядной тьме.

Двигались мы медленно, осторожно. Дороги переходили, шагая в один след, задом наперед, чтобы сбить с толку тех, кто завтра утром обнаружит отпечатки наших подошв. Вдоль железнодорожного полотна пробирались через густой кустарник: немецкие караулы у мостов время от времени освещали степь яркими ракетами.

Через каждые пять-шесть километров мы останавливались на привал: снимали рюкзаки, клали на них отекшие ноги, лежали десять минут. И снова отправлялись в путь — сквозь густой, колючий кустарник, по холмам и оврагам, в дождь, в грязь, ветер, с тяжелыми мешками за спиной, с карабинами, автоматами, противотанковыми гранатами.

Всю жизнь Геня был очень внимателен ко мне. Но в ту ночь он проявил особенно нежную заботливость: на привалах подавал рюкзак, поправлял лямки, помогал взбираться на крутые склоны, вытаскивая за руку.

Под утро подошли к хутору Коваленкову.

Всем досталось порядком, особенно больному Евгению. Тяжело было и Янукевичу. Всю дорогу Виктора Ивановича мучил кашель, а кашлять в походе нельзя, и он, бедный, изжевал весь рукав своей телогрейки.

Идти в таком состоянии дальше было невозможно: измотанные люди, у которых подгибались колени и дрожали руки, не могли бы заложить мины и, безусловно, попали бы на мушку любому патрулю.

Мы решили объявить дневку и выспаться как следует.

Выставив дозоры, улеглись в густом кустарнике. Но спать было холодно. По команде Евгения сбились в общую кучу, закрылись маскировочными бязевыми халатами, грея друг друга собственным теплом. С обеих сторон от меня лежали сыновья; Геня, как в детстве, обнял меня за шею и так уснул.

Люди спали спокойно. Только часовые, сменяясь, отползали в дозоры, да Евгений время от времени выползал проверить караулы и наблюдателей.

Уже светало, но туман еще закрывал горы, когда раздалась вдруг длинная автоматная очередь. Ей ответила вторая и третья…

Тревога!

Мы неподвижно лежали в кустах, приготовившись к бою. Но разведка донесла, что все спокойно: немцы, выйдя из хутора, для храбрости бессмысленно бьют по сторонам…

Но сон с нас слетел, отдохнуть не удалось. Весь день мы лежали в кустах, подремывая, но сохраняя боевую готовность.

Спустились сумерки. Вволю напившись воды из соседней речушки и набрав полные фляги, мы вышли из кустов: долго засиживаться на одном месте было опасно.

Чтобы запутать следы и обмануть немецких собак-ищеек, мы пересекли густые заросли колючего терна, несколько раз переходили вброд Убинку и до рассвета прятались в маленьком леске. Немцы вырубили в нем кусты. Но это было нам на руку: прочистив как следует рощу, фашисты едва ли скоро заглянут в нее.

Утром, выставив дозоры, мы снова легли спать. Только Евгений отказался от отдыха и заявил, что уходит с Геней в станицу Георгие-Афипскую в разведку. Глаза его ввалились, на щеках пылал горячечный румянец. Ветлугин и Янукевич напрасно старались убедить его в том, что ему больше, чем всем нам, необходим отдых и сон.

Евгений, внимательно выслушав все доводы, улыбнулся, как всегда, весело и приветливо и ответил, что никогда еще не чувствовал себя таким бодрым и сильным.

Спорить было бесполезно: раз задумав какое-либо дело, он доводил его до конца.

Эта же операция была его давней мечтой, он придавал ей очень большое значение, ждал ее.

И он говорил правду: ни усталости, ни болезни своей он не чувствовал.

Двое суток разведчики сидели на высоких деревьях, лежали в кустах, прятались в ямках, следя за шоссе, за дорогой, за железнодорожным полотном. Мы должны были знать буквально все: как и когда сменяются караулы, как часто ходят дозоры, и расписание поездов, и есть ли закономерность в движении автомашин по дороге…

Разведчики, сменяясь, наблюдали, слушали, записывали. Основная же наша группа, отдыхая днем, по ночам спускалась к воде и снова бродила бесшумно по кустам и рощам, по колючему терну, меняя места ночлега.

Наконец десятого октября вечером Евгений доложил, что все наблюдения закончены, Удобнее всего рвать на четвертом километре от Георгие-Афипской: там дорога, шоссе и железнодорожное полотно близко подходят друг к другу. Автомашины шли только днем. Поезда же регулярно проходили четвертый километр в восемь часов утра и в четыре часа вечера.