Петр Игнатов - Записки партизана

Мы устали. Заманчиво было бы остаться здесь, в этом шалаше, обтянутом шкурами, и уснуть у костра. Но отдыхать было рано…

Наскоро выпив по кружке горячего чая и закусив ломтями кукурузного хлеба, мы снова ушли в темноту.

Ночь стояла безлунная. Не видно было даже крупа лошади, идущей в двух шагах передо мной. Ориентировались по слуху, а под ногами — рытвины, ямы, камни, стволы упавших деревьев…

Перевалили через гору Афипс. Начинался спуск. Пришлось идти очень медленно.

И вот перед нами крутой, почти отвесный обрыв. Под ним пастбище, где прошлой ночью похитили Лусту. Но в эту кромешную тьму спускаться было немыслимо.

Мы решили заночевать. Легли тут же на земле, постелив одеяла и выставив караул. Меня разбудил Геня:

— Папа, вставай — светает.

Осторожно спустились с обрыва. Иногда приходилось ползти на карачках. Наши горные лошади съезжали на заду.

Наконец мы прибыли на место происшествия. Ясно видна помятая трава, но крови нет: Лусту взяли живым.

Мы долго изучали следы. Их было много на траве, на песке, на влажной глине у ручейка — отчетливые, ясные отпечатки подошв, подбитых гвоздями с широкой шляпкой.

— Немцы, — утверждал Мусьяченко.

Но у ручья следы исчезали. Будто здесь грабители поднялись на воздух, захватив с собой и Лусту и коров. Сколько мы ни лазили по кустам, вдоль ручья, у обрыва — ничего… Но Мусьяченко не отчаивался:

— Найдем. Быть того не может, чтобы следов на земле не оставили.

Поиски длились добрых полчаса. Геня волновался:

— Папа, они никуда не ушли. Они где-то здесь, в кустах…

Как бы в подтверждение его слов с обрыва скатился камень. За ним второй, третий.

Мы легли в густую, высокую траву. Неужели Геня прав и грабители тут, рядом?

Но сверху раздался знакомый треск цикады: это наши давали знать о себе. И через несколько минут на поляну спустились четверо моряков и трое партизан во главе с Куцем: они встретились за Большими Волчьими Воротами. Наши ехали верхом. Моряки, положив на лошадей оружие и заплечные мешки, бежали рядом, держась за стремена.

Снова мы начали поиски следов. И снова — никакого результата.

— Нашел! — закричал наконец Мусьяченко.

Он стоял на берегу ручья, смотрел на еле заметные следы на песке и говорил уверенно, будто читал раскрытую книгу.

— Войдя в ручей, грабители долго шли по воде, чтобы сбить нас с толку. Здесь они вышли на берег. Их примерно человек пятнадцать. Ходить по-партизански, след в след, не умеют. Среди них идет Луста — вот отпечаток его сапог. Ступает уверенно и твердо: не ранен, значит, наш Леонид Федорович.

— Ну, теперь все в порядке! — радовался Геня.

— Не очень, — возразил ему Мусьяченко. — Эта тропа идет к Холодной Щели. Если они доберутся до нее, их оттуда не выкуришь: они перебьют нас, как куропаток. Я хорошо знаю эту проклятую Щель.

Мы посовещались и решили: моряки идут по следам; Куц во главе трех партизан сворачивает влево, чтобы закрыть дорогу грабителям в Улановку; моя группа, справа огибая тропу, должна опередить врагов и закупорить вход в Холодную Щель.

Застоявшиеся кони с места взяли быстрым наметом. Узкая тропка то взбиралась на холмы, то круто спускалась вниз, вилась меж деревьями, временами огибала скалы.

Мы мчались около часа. Моя рыжая лошаденка вся потемнела от пота и тяжело дышала.

Наконец вырвались на открытую полянку, со всех сторон окаймленную кустами. Вдали темнел узкий вход в ущелье, заросший орешником.

— Холодная Щель! — прокричал Мусьяченко.

Мчась через поляну, я увидел, как Геня на полном скаку придержал лошадь и стал внимательно всматриваться во что-то темное на тропе: на желтом песке в открытой кобуре лежал револьвер. Я закричал:

— Ловушка, Геня! Вперед!

Геня резко бросил коня в сторону. И тут же слева, из-за камней старой черкесской крепости, загрохотали выстрелы. Пули жужжали над головой. Геня, чуть задержав лошадь, старался прикрыть меня своим телом.

Мы карьером неслись вперед. Пули жужжали по-прежнему. Враги целились только по всадникам: им нужны были наши кони.

В орешнике, на подходе к Щели, мы соскочили на землю и положили лошадей. Умные кони замерли, вытянув ноги и спрятав головы за камни. Мы легли за брюхо лошадей и по очереди отвечали на вспышки выстрелов в темных кустах на той стороне поляны.

Перестрелка длилась минут пятнадцать.

Вдруг слева вспыхнула частая ружейная стрельба. Это подошла группа Куца и, решив, очевидно, что мы попали в беду, ринулись в атаку.