После революции Мирошниченко арестовали и сослали в Соловки. Он бежал. Поговаривали одно время, что он снова вернулся на Кубань, что будто видели, как он торговал семечками на базаре в Кавказской. Но правда это или нет, никто толком не знал.
В первые же дни прихода немцев он как снег на голову свалился станичникам. Его назначили районным атаманом. И Мирошниченко начал лютовать. Это он приложил руку к расправе над партизанами, выданными предателями, он запорол насмерть молодых казачек, носивших продукты партизанам в каменоломни. Немцы его ценили, и амбары Мирошниченко снова начали ломиться от зерна.
— Вот кого первым надо отправить на тот свет! — не раз говорил Николай, коротая с приятелем долгие часы в погребе.
Бережной отмалчивался. И только однажды спокойно сказал как о давно решенном деле:
— Неужели тебе непонятно, что мне с Мирошниченко тесно жить на земле?
И по тому, как сказал это Бережной, как холодны и суровы были его глаза, Николай понял: Мирошниченко не жилец на этом свете.
Однажды вечером Дарья Семеновна не вернулась домой. Не пришла она и ночью. Друзья, запертые в погребе, встревожились. Они начали было делать подкоп, чтобы выбраться из погреба, и на всякий случай приготовили гранаты. Старуха явилась на рассвете, еле волоча от усталости ноги.
— Ироды проклятые… Уборку затеяли: чистят, белят, красят, будто к светлому празднику готовятся…
Дарья Семеновна рассказала, что немецкое станичное начальство ждет гостей из Крыма — какого-то крупного чиновника. Зовут его Штейн. Его никто не знает из здешних немцев, но все боятся: им известно, что он очень важный и очень злой. Будто он прибудет на катере, по Кубани. Обо всем этом Дарья Семеновна случайно услышала от самого Мирошниченко, когда тот говорил с начальником полиции.
Бережной насторожился. Он заставил Дарью Семеновну еще раз повторить все, что она узнала в комендатуре.
— Да на кой тебе ляд этот проклятый немец? — вспылила, наконец, усталая казачка.
Бережной промолчал.
Ночью друзья ушли из станицы. Прощаясь, Бережной крепко обнял Дарью Семеновну.
— Спасибо вам за все — за ласку, за приют, за то, что матерью мне стали… Когда вернемся, неизвестно. Но дайте мне слово: что бы ни случилось, что бы вы ни увидели — ничему не удивляйтесь. Иначе не сносить нам головы.
Дарья Семеновна только молча вздыхала. Она помнила Бережного еще мальчишкой и знала: этот упрямый, скрытный хлопец все равно не прибавит ни слова. Но просьбу его надо выполнить: он своих слов на ветер не бросает.
В ту же ночь Бережной послал в Краснодар радиограмму, о которой я говорил. А на рассвете, захватив с собой своего аспиранта по институту и двух студентов, он ушел в хутор Чакан, который стоит недалеко от берега Кубани, километрах в сорока ниже Варениковской.
* * *
Комендант хутора Чакан был не на шутку встревожен. Еще бы! Вечером, когда спустились сумерки, к нему на хутор явился представитель гаулейтера Крыма, сам грозный господин Штейн, о котором было известно, что он плывет по Кубани в станицу Варениковскую, но на хуторе как будто останавливаться не собирался.
Голова Штейна была забинтована. Его сопровождали адъютант и два телохранителя — два великана-эсэсовца, удивительно похожие друг на друга.
Господин Штейн даже руки не подал коменданту, — он только чуть заметно кивнул головой. Адъютант сухо и коротко сообщил, что на катер господина Штейна было совершено покушение, что господин Штейн ранен в голову. Рана не опасна, но очень болезненна. Господин Штейн нуждается в отдыхе и приказывает немедленно вызвать на хутор коменданта Варениковского района с охраной, на которую можно было бы положиться. Что же касается команды катера, который стоит сейчас на мели, то господин Штейн приказал оставить ее там впредь до его распоряжения.
Комендант устроил господина Штейна на диване в своем кабинете и тотчас же телефонировал в Варениковскую. Штейн отказался от ужина, потребовал себе только стакан горячего крепкого кофе, рюмку коньяку и заперся в кабинете. У дверей, как изваяния, застыли его телохранители.
Через час явился комендант Варениковского района. Он прибыл на легковой машине в сопровождении броневика и двух грузовиков с немецкими солдатами.
Штейн немедленно принял коменданта. Тот рассыпался было в соболезнованиях по поводу печального инцидента, но Штейн резко перебил его, заметив, что предпочел бы не выслушивать соболезнования, а видеть на деле большую бдительность немецкой комендатуры. Затем он приказал коменданту хутора Чакан с утра начать следствие. Оно должно быть проведено быстро, тщательно, результаты следствия должны быть немедленно доложены лично ему, Штейну, и сохранены в строжайшей тайне: крайне нежелательно, чтобы этот инцидент с представителем гаулейтера Крыма получил огласку среди местного населения.
Читать дальше