Петр Игнатов - Записки партизана

Котров и комсомолец бросились влево, по Пролетарской, и юркнули во двор пекарни. Но за пекарней шли строения мельницы, занятой командой СС, и немецкие солдаты, встревоженные шумом погони, выскочили и бросились наперерез.

Котров со своим помощником оказались в кольце. Оставался единственный выход — через проходной двор.

— За мной! — крикнул Котров и побежал в узкую щель между домами. Это спасло их: немцы, как видно, потеряли след и прекратили преследование…

Жоре было известно, что вечером назначено покушение на Кристмана, и, естественно, он с нетерпением ждал вечера.

Целый день он бродил по Сенному и Новому базарам, заглядывая в галантерейные ларьки в поисках… зубочисток. За ним неотступно следовал шпик. Жора видел его, но не обращал на него внимания. К концу дня Жора устал — давали знать о себе недавние раны. Вернувшись домой, лег отдохнуть. Около полуночи за ним пришла машина из гестапо.

Жору ввели в кабинет Кристмана. За столом, как ни в чем не бывало, сидел шеф гестаповцев.

— Садитесь, — предложил полковник. — Как идут дела?

— Мы условились, господин полковник, что вы не будете меня расспрашивать, — отвечал Жора. Он всеми силами старался не показать своего разочарования при виде живого и невредимого Кристмана и беспокойства за судьбу тех, кто охотился за ним.

— Когда же? — спросил Кристман.

— Думаю, дня через три…

— Значит, пока ничего? Я так и предполагал. Поэтому-то и решил помочь вам. Сегодня мы будем… беседовать с Лысенко. Вам необходимо присутствовать при разговоре: быть может, это даст вам какие-нибудь новые нити… Кстати, я был прав, когда полагал, что радиостанция и сам Лысенко имеют большое значение. Его арест не на шутку встревожил городских подпольщиков, и сегодня на меня совершено покушение.

— На вас? Покушение?.. И что же? — взволнованно спросил Жора.

— Как видите, я жив и здоров. Спас случай: за несколько минут до моего обычного возвращения домой ко мне на квартиру приехал офицер из штаба генерала Фрейтага. Он убит гранатой у подъезда.

— Вот как!.. — вырвалось у Жоры. — Вам удалось захватить покушавшихся?

Кристман усмехнулся.

— К сожалению, нет… — он помолчал, следя за выражением лица Жоры. Потом медленно проговорил: — Да, меня спас случай… Но я упомянул об этом лишь для того, чтобы подчеркнуть необходимость вашего присутствия при моем разговоре с арестованным.

— Вы будете пытать Лысенко? — спросил Жора.

Кристман помолчал.

— Есть люди, которых собственные физические страдания, как бы велики они ни были, никогда не заставят говорить. Но страдания близких и родных действуют на них сильнее…

— Вы будете пытать его друзей?

Кристман посмотрел на Жору и снова усмехнулся.

— Вы слишком акцентируете на слове «пытка». Лысенко и его друзья в конце концов те люди, которые убили вашего отца. Если вы настоящий мужчина, вас не должно смущать зрелище того, как умирают враги: ведь вы пришли ко мне, чтобы мстить им… Впрочем, мы слишком заболтались. — Кристман нахмурился. — Следуйте за мной. Я хочу, чтобы вы увидели собственными глазами, что у нас есть средства, сильнее тех, которые приводят человека к физической смерти…

Они спустились в подвал и вошли в большую, ярко освещенную комнату. В глубине стоял обычный письменный стол, а посреди комнаты — второй, громадный, с массивными ножками… Поверхность стола и пол вокруг него были в темно-бурых пятнах. Из этой комнаты дверь вела в маленькую темную каморку. Сюда-то и привел Кристман Жору.

— Вы будете находиться здесь, — сказал полковник. — Советую не мешать мне. Если захотите уйти, обратитесь к этому человеку, — и Кристман указал на высокого немца, стоявшего в дверях. — Оружие при вас? Дайте сюда.

Жора молча протянул полковнику свой револьвер. Кристман взглянул юноше в глаза и сказал:

— Я беру его только потому, что у нас существует строгое правило: посторонние в этой комнате должны быть безоружны… Арестованного из четырнадцатой камеры! — приказал он.

Жора сел на стул. В двух шагах от него стоял дюжий немецкий солдат.

В коридоре послышались тяжелые шаги. Четверо гестаповцев ввели Лысенко. Жора с трудом узнал его. Он был в одном белье. Порванная рубашка залита кровью. Лицо вздулось и посинело. И только глаза остались прежними: они смотрели сурово и спокойно.

— Ну-с, господин Лысенко, не передумали? — спросил Кристман.

— Нет, не передумал… И не передумаю.

— Значит, не скажете, чья была радиостанция, кто ею пользовался, с кем держали связь?