Петр Игнатов - Записки партизана

Кристман сделал вид, что ничего не заметил. Он спокойно положил ногу на ногу и заговорил с Жорой по-русски:

— Я только что беседовал с доктором. Он сообщил мне, что вы еще очень слабы, что у вас повышенная нервозность и вас не следовало бы беспокоить. Но я все-таки позволил себе зайти к вам. Дело в том, что сегодня вечером мне придется на несколько дней выехать из Краснодара, а мне не хотелось бы откладывать этот разговор на неопределенное время. Я постараюсь быть кратким.

Кристман вынул портсигар, закурил.

— Я вас знаю довольно давно, господин лейтенант. Особенно хорошо я знаю вашего отца. Вся его работа в Берлине прошла на моих глазах. Мне известно, что наши агенты усиленно пытались завербовать его — и потерпели неудачу. Ваш отец оказался неподкупен и тверд. И за это я уважаю его.

Жора невольно поднял голову с подушки, с напряженным вниманием вслушиваясь в слова Кристмана.

— Вас это удивляет? Вы долго жили в Германии, окончили берлинский институт, и мне казалось, вы должны были бы понять нас, немцев… Первой заповедью настоящего немца была и осталась преданность великой Германии и нашему фюреру. К этим настоящим немцам я осмеливаюсь причислить и себя… Я много, много пережил. В свое время я кончил Лейпцигский университет. Потом был солдатом первой мировой войны и до дна выпил чашу горечи нашего поражения. Я был социал-демократом и вот — стал нацистом. Но кем бы я ни был — всего себя, все силы, всю волю я отдавал на то, чтобы из побежденной страны Германия превратилась во владыку мира, каким увидело ее сейчас человечество. Теперь судите сами, как же после всего этого я мог не уважать вашего отца, верного, неподкупного слугу своей родины? Я даже скажу вам больше… Тогда, в Берлине, я не раз говорил своим работникам: смотрите на этого человека и будьте такими, как он…

Кристман поднялся, прошелся по комнате и снова сел на стул у кровати.

— Перейдем к делу… Мы пришли на Кубань. Пришли навсегда. Но для нас Кубань — не Белоруссия и не Украина. Там — мы победители, завоеватели, господа. Здесь — мы друзья Кубани. Таково указание фюрера. И вот поэтому я и пришел к вам…

— Чтобы повторить историю с моим отцом и попытаться сделать из меня шпиона? — Грудь Жоры тяжело подымалась и опускалась. Его глаза следили за каждым движением немца.

— Я не так примитивен, как вы себе представляете, — ответил Кристман. — Я знаю, вы — точный слепок вашего отца и ни при каких обстоятельствах не станете шпионом. Да мне и не надо этого. Я пришел предложить вам союз и просить вашей помощи во имя блага вашего народа… Я уже сказал: мы явились сюда, на Кубань, друзьями — такова воля фюрера. Но среди нас есть ограниченные люди с чересчур прямолинейным мышлением. Они не знают вашего народа. Они не знают его обычаев, священных традиций. Не скрою от вас: мы допустили кое-какие ошибки, некоторые мои работники погорячились — и, возможно, пострадали невинные. Вот именно для того, чтобы эти ошибки не повторялись, чтобы не было ненужных жертв, я и прошу вас быть моим советчиком и консультантом. Не больше! Мне кажется, я правильно остановил свой выбор на вас: вы — казак, вы знаете свой народ, родную Кубань, вы — патриот, и кубанцы вам поверят, как сыну честного кубанского казака, широко известного в крае. Я не предлагаю ничего, порочащего вас, ничего, что в какой-либо мере могло бы оскорбить ваше чувство патриотизма. Наоборот: я зову вас стать активным другом вашего народа, его защитником. Вы поняли меня? Никаких шпионских сведений, никакой измены, никакого предательства! Только помощь в налаживании дружбы между великой Германией и славным кубанским казачеством. — Кристман помолчал. — Что же вы ответите мне?

— Я не верю вам, — проговорил Жора.

— Я ждал этого ответа: обстоятельства, естественно, заставляют вас быть настороженным. Но, поверьте, я не желаю вам зла. И, чтобы не быть голословным, приведу вам маленькое доказательство этого.

Кристман медленно наклонился и поднял с пола небольшой остро отточенный кинжал, который обычно в аулах носят черкесские девушки.

— Этим кинжалом, — сказал Кристман, не повышая голоса, — вы хотели убить меня. Другой на моем месте приказал бы вас повесить. А я предлагаю вам союз и никогда больше не вспомню об этом.

— А если я… откажусь? — спросил Жора.

Кристман пожал плечами.

— С вами поступят, как с обычным военнопленным — и ничего более. Прошу вас — подумайте… Я не хочу неволить вас быстрым ответом. Но помните: чем скорее вы решитесь, тем меньше будет невинных жертв, тем лучше будет для Кубани и лично для вас, конечно. Этот кинжал я возьму себе на память. До свиданья. Поправляйтесь.