Петр Игнатов - Записки партизана

Так начался новый год: борьба продолжается!..

Я приехал на медпункт, когда Елена Ивановна только что закончила операцию.

Николай Ефимович сидел, курил папиросу, нервно затягивался и виновато улыбался: бедняга искренне считал, что виноват в том, что вышел из строя.

Его положили в соседней комнате.

Елена Ивановна чуть не плакала.

— Я очень боюсь, что ему придется ампутировать руку. Но я сама свезу его в тыловой госпиталь, сама буду говорить с главным хирургом и сделаю все, чтобы спасти руку.

Кириченко был прав: ни один немец не ушел живым из его мышеловки. Все взорвались на минах. Только троих пришлось добить из винтовки.

Николая Ефимовича отправили в тыловой госпиталь. Велел устроить его поудобнее на двухколесной арбе. С ним ушли санитары — Мельников и Кравченко и, конечно, Елена Ивановна. На всякий случай она захватила гранаты и автомат — путь им предстоял тяжелый и опасный.

Когда все было готово к отправке, я подошел проститься с Николаем Ефимовичем. Он протянул мне здоровую правую руку и, грустно улыбаясь, сказал:

— Ну вот, Батя, и конец карьеры минера Кириченко…

Вернулась группа Веребея.

Степан Игнатьевич молча подошел ко мне. Он был бледен.

— Разрешите доложить, товарищ командир отряда. Задание выполнено. Поезд взорван. Но старший минер Еременко погиб при взрыве…

В сознании никак не укладывалось, что не стало нашего Степы, нашего общего любимца, мастера на все руки, веселого запевалы, прекрасного товарища.

Еременко погиб так, как умирают солдаты революции: на посту, с оружием в руках, своей смертью вырвав победу…

Группа тронулась до рассвета. Идти было трудно: тучи низко висели над землей, шел дождь, ревел ветер в глубоких ериках, глина липла к сапогам, ноги скользили на мокрых камнях. Только к вечеру подошли к железной дороге и, как всегда, начали наблюдение.

Первая ночь, намеченная для взрыва, прошла впустую: заложить мины не удалось.

Наступил канун Нового года.

Ночью немцы открыли стрельбу. Они били из винтовок, из автоматов, из пулеметов. Били бессмысленно, без цели, по кустам, по лесу, по темной, молчаливой степи. Быть может, они били спьяна, празднуя Новый год. Быть может, ими руководил безотчетный страх, что именно в эту новогоднюю ночь из темноты кустов, из этой черной, безмолвной степи обрушатся на них партизаны. Немцы стреляли всю ночь. И всю ночь пролежали наши в кустах, под дождем, на мокрой земле, терпеливо дожидаясь следующей, третьей ночи…

Когда день прошел и начало смеркаться, первым вышел командир группы Веребей. За ним, чутко слушая шорохи в кромешной тьме, шли цепочкой остальные.

Место, назначенное для взрыва, оказалось неудачным. Так же тихо, один за другим, отошли вправо. Взобрались на полотно. Луста начал копать ямку. Кузменко и Коновиченко легли в дозоре. Группа прикрытия замерла в кустах. Еременко вынул противотанковую гранату…

Удивительный человек Степан Сергеевич! Не раз присутствуя на занятиях в минной школе, я слышал, как убежденно, с большим знанием дела Еременко доказывал своим ученикам все преимущества нашей новой автоматической мины. Не раз при мне он восхищался замедлителями Ветлугина. Он прекрасно знал нашу мину, он мастерски умел обращаться с нею, умом он высоко ценил ее достоинства, но его сердце не лежало к мине. Для себя лично он предпочитал противотанковую гранату. Обкладывая ее толом, он рвал поезда. И надо отдать ему должное: рвал умеючи.

На этот раз он тоже вышел на полотно со своей любимой гранатой.

Он снял предохранитель и накладку и, осторожно придерживая инертную массу шпилькой, положил гранату в ямку. Луста начал укладывать вокруг нее толовые шашки.

И вдруг рельсы загудели. Сначала еле слышно, потом все громче, громче.

Шел поезд в неурочное ночное время, как в ту памятную теплую октябрьскую ночь на четвертом километре, когда погибли мои сыновья.

Надо было выхватить гранату и отскочить. Но заговорило чувство долга солдата — безоговорочно выполнить приказ командира, и оба минера продолжали работу.

Поезд был буквально в десяти метрах, когда Еременко и Луста соскочили с полотна.

Взрыв оглушил даже тех, кто в группе прикрытия лежал в кустах. Паровоз взлетел на воздух. Передние вагоны полетели под откос. Остальные, наскочив друг на друга, лежали на полотне, разбитые в щепы.

Первым пришел в себя Веребей и бросился искать минеров.

Он нашел Лусту недалеко от насыпи. Леонид Федорович лежал, широко раскинув руки, без всяких признаков жизни. Приказав Малых и Кузменко отнести Лусту, Веребей побежал искать своего друга Степу Еременко.