Борис Мессерер: Промельк Беллы.Фрагменты книги

Это была наша последняя встреча с Иосифом.

Через два месяца после смерти Бродского мы прилетели в Америку в третий раз и сразу увиделись с Мишей Барышниковым, который рассказал нам о своих последних встречах с Иосифом.

Вечером двадцать седьмого января 1997 года он встретился с Иосифом в ресторане «Самовар». Прощаясь, Иосиф сказал Мише: «Я тебе перезвоню…». Это было за четыре часа до его смерти. Бродский умер 28 января 1997 года.

В заключение могу рассказать лишь о том, что много лет спустя мы с Беллой оказались в Венеции и были в гостях у известного итальянского журналиста Витторио Страда и его русской жены Клары. Это было в последний день нашего пребывания в Венеции.

Витторио Страда и Клара жили в изумительном месте, на острове Сан-Джорджио, в доме, который стоял бок о бок со знаменитой постройкой Андреа Палладио, до стены этого исторического здания можно было дотронуться рукой.

У меня возникло непреодолимое желание посетить могилу Иосифа на острове Сан-Микеле. После обеда мы с Кларой (Витторио устал и не поехал) вышли из гостеприимного дома, сели на кораблик и в лучах заходящего солнца, видя с борта любимую панораму города с Кампанеллой и Дворцом Дожей, приплыли на остров Сан-Микеле. Было начало пятого. Кладбище закрывается в пять вечера. Мы пошли по аллеям, стараясь ориентироваться и найти могилу Иосифа. Миновав русскую православную часть кладбища, где находятся могилы Игоря Стравинского и Сергея Дягилева, углубились в неведомую часть огромной территории, стараясь по объяснениям редких встречных понять, куда нам нужно идти. Каким-то чудом мы все-таки нашли могилу — без памятника, всего лишь с доской, удостоверяющей, что здесь похоронен Иосиф Бродский. Солнце заходило. Кладбище закрывалось. В порыве чувства, не находящего выхода, я написал несколько слов на твердой глянцевой открытке, которая лежала у меня в кармане: «Дорогой Иосиф! Любящие тебя твои Белла и Борис», и оставил открытку рядом с плитой.

На этом следовало бы поставить точку. Но еще одна маленькая деталь. По приезде в Москву, через неделю после вечера на Сан-Микеле, раздался звонок — это звонил из Израиля наш многолетний ленинградский знакомый Жорж Штейман: «Боря, я только что был в Венеции и на кладбище в Сан-Микеле на могиле Бродского нашел вашу открытку. Я не удержался и взял ее себе на память!».

Возвращались мы с Беллой и Кларой на последнем кораблике, который довез нас до другого берега, где мы и вышли. Поскольку мы были взволнованы, то зашли в замечательный, хоть и очень простой бар на окраине Венеции и выпили виски в память об Иосифе. Когда мы вышли из бара, то увидели малоизвестную нам церковь с изумительной картиной на алтарной стене — это была картина Страшного Суда кисти Тинторетто. Ритм черных фигур передавал торжественное настроение великого момента в человеческой судьбе. В моем ощущении это был Реквием по ушедшему Поэту.

Белла Ахмадулина

Дорогая г-жа Ахмадулина,

Мой муж очень благодарен Вам за Ваше письмо и просил передать Вам, что он признателен Вам за все добрые слова, которые Вы написали в нем.

Он никогда не отвечает на частные письма сам, но Вы должны извинить его: он установил это правило много лет назад, когда он понял, что должен выбирать между написанием писем и написанием книг. С другой стороны, если Вы когда-нибудь будете в Монтрё, мы оба будем рады встретиться с Вами.

Искренне Ваша, Вера Набокова (г-жа Владимир Набоков)

Лев Лосев — как известно, литературный псевдоним Алексея Владимировича Лифшица. В жизни я продолжал звать его Алексеем. — Прим. автора .

На самом деле это совершенно непереводимо. Русская грамматика разрушает английскую двусмысленность. Нужны две фразы для выражения этих двух смыслов: «Поэзия осуществляет ничто» и «Поэзия ничего не осуществляет». — Прим. Л. Лосева.