Борис Мессерер: Промельк Беллы.Фрагменты книги

К счастью, яростный спор не разрушил наших отношений с этими замечательными людьми.

После выступления Беллы в Беркли состоялось ее выступление в Стэнфорде, а я там же прочел лекцию о театре. И мы опять пошли в консульство. Нас снова встретил заместитель консула, опять поразив своими габаритами. Он сказал, что готов на следующий день отдать наши паспорта, но просит Беллу выступить перед сотрудниками консульства. Вечером такое выступление состоялось. Слушатели были очень сдержанны во время чтения, но тем не менее оказались весьма растроганы и потом говорили нам об этом. На следующий день мы получили свои паспорта с продлением срока действия визы еще на два месяца и вернулись в Лос-Анджелес для продолжения работы в UCLA.

По окончании сессии мы вылетели обратно в Нью-Йорк и снова остановились в доме Питера Спрэга. На этот раз в качестве housekeeper оказался сам Эдуард Лимонов. Уже в одиночестве, без Юлии.

Я привез из Лос-Анджелеса несколько написанных мною полотен. Мы договорились с Бродским, что заедем к нему домой на Мортон-стрит, 44 попрощаться, и я подарил ему на память свою работу из серии «Арлекинада». Мы прощались, понимая, что разлука будет долгой.

* * *

После возвращения из Америки в Москву мы оказались как бы в другом мире. Но жизнь продолжалась, и Белла продолжала выступать с поэтическими чтениями. Во время одного из них, в Ленинградском университете, она получила записку и прочла ее публично: «Один храбрый аноним спрашивает: если не боитесь, скажите, что вы думаете о Бродском?». — И ответила: «Я боюсь, очень боюсь. Но я думаю, что он гений!».

Прошло десять лет со времени нашей первой поездки в Америку. Все эти годы нас приглашали приехать туда различные организации, в том числе университеты, фестивали, поэтические форумы. Но власти нашего государства неизменно отвечали отказом. Сработало только приглашение Гаррисона Солсбери.

Второй раз мы прилетели в Америку 15 февраля 1987 года. В аэропорту нас встречали сам Гаррисон, наша общая подруга Светлана Харрис, мой брат Азарий Мессерер и Майя Аксенова.

Эта поездка уже давала несколько иное ощущение американской реальности. За десять лет произошли значительные изменения в человеческих судьбах. В США обосновалось много старых друзей. Лева Збарский и Юра Красный перебрались из Израиля и теперь жили в Нью-Йорке. Вася и Майя Аксеновы, которых, по существу, вынудили уехать из СССР, также жили в Америке. Максим Шостакович попросил в Штатах политическое убежище.

С аэродрома мы поехали в гостеприимный дом Светланы Харрис, где и остановились. В первые же часы после прилета я позвонил в загородный дом Максима Шостаковича. Там в это время находились Лева Збарский, Юра Красный и Кирилл Дорон. Трудно описать их восторг, когда они услышали в телефонной трубке мой голос. Максим стал требовать, чтобы мы с Беллой приехали немедленно. Он тут же вызвал лимузин, который вскоре оказался у подъезда, и мы поехали в Коннектикут к Максиму. Когда мы приехали туда, темпераментный Максим, желая как-то выразить свою радость, стал палить из ружья. Это был действительно потрясающий момент, ведь, расставаясь в те годы, никто не верил в возможность новых встреч. Мы с Левой и Юрой обнялись, оба они с радостью приветствовали Беллу, с которой до этого общались очень мало.

Часа через два я позвонил Бродскому и сообщил, что мы с Беллой снова в Нью-Йорке. Мы договорились встретиться через неделю, 23 февраля, у Иосифа дома, на Мортон-стрит.

Мортон-стрит — одна из улиц Гринвич-вилледж, богемного района Нью-Йорка, недалеко от Хатсон-Ривер. Квартира Иосифа располагалась на первом этаже, что для Нью-Йорка было чрезвычайной редкостью и чем Иосиф гордился. Эта причудливая маленькая квартирка состояла из трех крохотных комнаток, вернее, даже из двух с половиной, потому что кухня, которая находилась в середине, была отделена от гостиной всего лишь аркой. Хотя существовал парадный вход с тремя ступеньками непосредственно со стороны Мортон-стрит, Иосиф предлагал гостям проходить в квартиру через миниатюрный треугольный дворик, который он считал своею собственностью.

Эта встреча была незабываемой. Наконец-то мы увиделись после десятилетнего перерыва. Мы обнялись. Выразить словами свои чувства после стольких лет разлуки было трудно.