Владимир Карпов: Полководец

«Пользуюсь случаем поблагодарить Вас за прекрасную работу о генерале Петрове. Это один из самых замечательных полководцев Отечественной войны, не мне Вам это объяснять. Книга написана талантливо, темпераментно, точно, с большим знанием дела и любовью к его героям.

Дошло до меня, что она вызвала некоторую распрю в эмигрантских кругах, будто бы из-за положительной рецензии на нее Виктор Некрасов ушел из «Континента»…»

И как бы опасаясь, что эти добрые слова, высказанные в адрес главного редактора, будут мною восприняты как некоторая похвала ввиду моей должности, Давид Самойлов заканчивает свое письмо так:

«Никак не обижусь, если мои стихи не пригодятся».

Или вот еще тоже, писательское, но уже в своей манере, мнение о моей работе:

«Бывают случаи, когда слово „спасибо“ становится заурядным, чтобы выразить отношение к поступку человека, к чему-то сделанному им, что потребовало от него большого труда, большого времени, больших чувств. Так и сейчас. И все же, опасаясь пышности, которую вдруг могут принести с собой другие слова, а она, учитывая характер героя Вашей книги „Полководец“ – генерала И. Е. Петрова, здесь совершенно неуместна, я пишу простое и точное спасибо за Вашу работу.

Так сложилась моя военная судьба, что я знал Ивана Ефимовича… Его любили. В самые суровые минуты помнили, какой искренней душевностью отличается его натура, как он непоказно любит солдата. А он ставил солдата выше всех, выше себя. И в Вашей книге не просто говорится об этом, это показано…»

Автор этого письма Дмитрий Холендро участвовал во многих операциях в Крыму и при переправе через Керченский пролив, видел в боях Петрова, знал о нем очень много и фактического материала, и фольклор, который ходил о командующем, он мне пишет об этом, но я хочу процитировать один абзац из его письма о том моменте, которого нет в моей книге, когда Петрова незаслуженно отстранили от должности командующего армии. И он покидает ее.

«Случайно, находясь при переправе на Таманский берег, я оказался у причала, когда Иван Ефимович покидал плацдарм. Не дойдя до катера, он повернулся к берегу, несколько минут стоял под ледяным ветром, один на причале, оглядывая вершины приснеженных сопок, у берега они были пустыми. И генерала никто не провожал. (Ну как же, снятый с должности командующий! – В. К.) А может быть, ему и захотелось провести эту минуту в одиночестве. Голова командующего, ставшего в этот день бывшим командующим, тряслась, по щекам скатывались непривычные, для меня тогда непонятные, слезы, потому что я еще ничего не знал. Я попятился, отодвинулся от причала. Потом генерал резко повернулся, тяжело шагнул на борт катера, он отвалил, развернулся, взбурлил воду…

Еще раз, Владимир Васильевич, спасибо за Вашу благородную работу, за разбуженные воспоминания. Поскольку других слов так и не нашлось, крепко жму Вашу руку.

Бывший майор Дмитрий Холендро.

27 марта 1984 г.».

Мне очень хочется привести еще одно писательское письмо, его написал Александр Борщаговский, на мой взгляд, принципиальное письмо, отвечающее и на тот вопрос, что писатели еще до начала перестройки поднимали свой голос о необходимости ее. То, что они писали честные и правдивые произведения и откладывались эти произведения до поры в письменный стол, теперь всем хорошо известно. Но вот это письмо, которое я хочу процитировать, говорит о том, что писатели довольно смело высказывали свои суждения и мысли и проводили опасные для того времени сравнения. Несколько таких слов очень могли повредить карьере Александра Борщаговского, если бы они стали широко известны, но он не побоялся, мне об этом написал.

«Дорогой Владимир, прочитал „Полководца“ и не могу не написать о своем добром и благодарном чувстве. Удивительная работа! Она исподволь, в силу особых свойств правды, исторической истины решает разом очень много задач. Даже мы, прошедшие войну, как-то скользили памятью, исторической мыслью мимо Кавказа; он был, отмечался в сознании, но не обретал той грозной реальности, неотвратимости и гордого ощущения истинной трагедии и выдающейся победы, не уступающей другим победам – под Москвой, под Сталинградом или Курском.

Пожалуй, что чрезмерный крик, поднятый вокруг «Малой земли» – славного достойнейшего эпизода войны, только смазал всю эпическую картину битвы за Кавказ, спутал масштабы (вот эту фразу я бы хотел подчеркнуть и напомнить читателям, что она написана еще при жизни автора «Малой земли» и в то время, когда все газеты и журналы были полны превозносительных рецензий об этом творении).