Мария Романушко: Наши зимы и лета, вёсны и осени

– Мама. Только она не играет. Она мне пантомиму показывает с этой скрипкой. И с этим зонтиком. Видишь, он весь в заплатах? Это мама нашила. Они все разноцветные… Вот открой, пожалуйста. Видишь? Он огромный, как дом. Я иногда под ним живу…

– Значит, твоя мама артистка? – спрашивает Доктор.

– Почему артистка? – недоумеваешь ты. – Моя мама рецензент. Она пишет рецензии на разных поэтов. А артисткой она давно хотела быть, когда меня ещё не было…

– Ты любишь цирк, Антон?

– Цирк? Не выношу! Там такой грохот, голова трещит!

– Почему же у вас афиши цирковые кругом?…

– Это наш Клоун. Мы с мамой его любим.

– Ты любишь этого клоуна?… Хм… Ты что-то путаешь, Антон. Этот клоун давно умер, тебя ещё на свете не было.

– Я знаю. Мама мне рассказывала. Это потому, что он много работал, и у него сердце не выдержало. Но мама говорит: если кого-то любишь, если очень сильно любишь, – он не умрет.

– Твоя мама права…

– А ещё один художник недавно умер. Видишь, это его картины. Это он нам подарил. Он был старый-старый, прямо древний! Но ни капельки не старик. Он нам дыню привез, я помню… Огромную, как… как дом!

Мы её целый год ели! Шутка, конечно… Видишь, это «Коты на крыше». Эта крыша есть на самом деле, мама мне показывала… Это – «Сиреневая лошадь».

– А почему лошадь сиреневая? – спрашивает Доктор.

– А какой она должна быть? – удивляешься ты.

– Хм…

– Мама очень плакала, когда он умер. А я ей говорю: «Ты чего плачешь? Ты же сама говорила, что смерти нет». А она всё равно плачет…

– Наверное, любви без печали всё же не бывает, – говорит Доктор.

И ты недетским вздохом вторишь ему. На несколько минут в комнате воцаряется молчание. И тут, спохватившись, ты восклицаешь:

– А камушки!… Я и забыл вовсе!

Звук выдвигаемого из-под тахты чемодана. Щелкают замки…

– Видишь, какой красивый черепок? Это мы сами раскопали на раскопках!

В крепости. А это кусочек Сахарной Головки. Это такая гора в Крыму.

Это вот полынь… Понюхай, как пахнет!

– Здорово. Я тоже люблю полынный запах… Антон, а почему ты в сад не ходишь?

– Так я не детсадовский. У меня прививок нет.

– Как же ты в школу пойдешь?

– А зачем в школу?

– Как «зачем»? Научишься читать, писать.

– Так я это всё умею. Я с двух лет читаю. И пишу. И считаю скорее мамы. Она меня всегда в магазин берет, чтобы я считал.

– Наверное, скучно дома одному?

– Одному? Никогда не скучно! У меня столько дел!…

– Какие же у тебя дела?

– Много дел! Я инфузорий в банках развожу. Я их изучаю. У меня микроскоп есть. Они такие хорошенькие! Особенно сувойки. Сувоечки!… – говоришь ты с нежностью. – И солнечник, и голубой трубач, и аксеназия…

– А, кроме инфузорий, ты что ещё любишь?

– Звёзды! Инфузорий и звёзды! А ещё на свечку смотреть… А ты?

– Я свою работу люблю. Море. Хорошие стихи люблю. Но мне, в основном, другую литературу приходится читать, по медицине. Я всегда врачом хотел быть, с детства.

– А я буду протозоологом! – Говоришь ты. – Инфузорий изучать буду. А ещё буду продавцом кваса! Я квас ужасно люблю. Я сразу из двух бочек продавать буду: из одной продавать, а из другой сам пить!

Доктор смеется.

– А какие у тебя ещё дела? Ты говорил «много».

– Ещё мы с мамой пишем рецензии.

– Но это же мама их пишет.

– Нет, мы вместе! Мы всё вместе делаем. Я всегда рукописи читаю. Мама и попечатать мне иногда разрешает. Когда она обед готовит, она мне диктует, а я печатаю.

– А ты сколькими пальцами печатаешь? Двумя?

– Зачем двумя? – удивляешься ты. – Одним! Второй мешать будет. Одним гораздо скорее. Тра-та, та-та, та-та, та! И готово. А ещё я пишу про Самболюнию.

– Кто такая Самболюния? – удивляется Доктор.

– Это страна такая!

– Что-то не слыхал о такой стране.

– Это моя страна. На планете Маль. Я там живу.

– Хм… Ты «Маленького принца» читал?

– Нет. А про что?

– Про одного мальчика. У него тоже была своя планета.

– Расскажи.

– Я плохо рассказываю, Антон. Я лучше привезу тебе в следующий раз эту книгу.

– А когда ты приедешь ещё?

– Ох, Антон… Трудно сказать.

– Работы много, да?

– Очень много. Знаешь, во сколько я спать ложусь? Не раньше часу ночи.

– А моя мама иногда в четыре утра! – с гордостью говоришь ты. – Моя мама – сова!

– Значит, ты понимаешь, что значит «много работы».

– Я понимаю…

…А потом мы пили чай. И ты сказал: «Давайте зажжём свечу».

И зажёг свечу. И мы смотрели на огонь, и Доктор рассказывал нам о своей работе, о том, что он изобрёл новый способ обезболивания, такой, чтобы без укола. «Дети не должны испытывать боли», – вновь повторил он, и я поняла, что это – его главная мысль, и этой мысли подчинена вся его работа, вся его жизнь. «Главное в моей жизни – это работа, – сказал он. – Нужно очень много успеть сделать».