1918 год. После окончания офицерской школы меня послали в артиллерийский полк, где вскоре я получил назначение в так называемое бюро секретных приказов. Подобные бюро имелись во всех воинских частях. Во многих распоряжениях австро-венгерского военного министерства, поступавших в бюро приказов, с большим беспокойством отмечалось, что разложение среди солдат углубляется и уже охватывает всю армию. Виновниками считали тех солдат, которые воевали на Украине и в 1917 году братались на фронте с русскими; к ним причисляли также военнопленных, возвратившихся после Брестского мира из России, — все они, по мнению чиновников военного министерства, были заражены «большевистской бациллой». Таких людей командование не сразу отпускало по домам, а держало в лагерях, вдали от городов, с тем чтобы выбить из их голов опасные революционные мысли.
Именно в это время начался коренной перелом в моем сознании, перелом во взглядах, чему в немалой степени способствовала та секретная информация, с которой мне приходилось иметь дело по долгу службы. У меня открылись глаза на многие вещи, о которых я прежде и не подозревал. А главное, здесь мне впервые довелось познакомиться с марксистскими идеями. Как ни странно, человек, которому я обязан этим, был моим непосредственным начальником: майор Кунфи, возглавлявший бюро приказов нашего полка, оказался братом одного из руководителей венгерских социал-демократов и разделял его взгляды.
На мое политическое воспитание повлияли и другие обстоятельства. Уже будучи призванным на военную службу, я поступил в Будапештский университет, где учился заочно на факультете юридических и государственных наук. Проходя курс истории права, изучая экономику, я натолкнулся на труды Маркса и Энгельса и основательно проштудировал их. Таким образом, 1918 год стал для меня годом начала марксистского воспитания. Теперь для меня многое прояснилось: на жгучие вопросы дня я находил ответы в марксистском учении.
Между тем политическое положение в Венгрии было неустойчивым. Широкие слои населения все более охватывало настроение безысходности и отчаяния. В стране начался голод. То там, то тут вспыхивали мятежи, забастовки. Народ роптал.
Бурные события в стране оказали свое влияние даже на моих родителей, особенно на отца, который до той поры сторонился политической жизни. Оба они — и отец и мать — были из простолюдинов. Отец вырос вообще в ужасной нищете: семья жила вместе с цыганами в так называемом цыганском ряду, своеобразном гетто в старой Венгрии. Отец матери был сельским сапожником, а сама она в молодости работала белошвейкой на фабрике.
Мой отец, долгое время служивший приказчиком, завел потом свою торговлю и, быстро разбогатев, изменил свое отношение к политике. Он вступил в либеральную буржуазную партию и вскоре стал одним из ее представителей в городском Совете. Кстати, на юридический факультет я поступил по настоянию отца: он считал, что это подготовит меня к политической карьере. Правда, он имел в виду совсем иную политическую деятельность, чем та, которая была избрана мною впоследствии.
Венгрия жила в те дни жаркими дискуссиями. Некоторые мои бывшие школьные товарищи стали социал-демократами. Для страны, в которой насчитывались миллионы безземельных крестьян, важнейшим вопросом была аграрная реформа. Естественно, всюду шли острейшие споры, как решать эту проблему: экспроприировать помещиков, возмещая им стоимость земли, или же раздать ее крестьянам бесплатно.
Военное поражение развалило Австро-Венгерскую монархию на части, как карточный домик. Тысячелетняя «историческая» Венгрия потеряла большую часть своей территории, которая отошла к другим странам. Это послужило одним из толчков для революционного взрыва. В стране был создан Венгерский Национальный Совет, в который вошли лидеры левобуржуазных и социал-демократической партий.
«Революция осенних роз», как назвали буржуазно-демократическую революцию 1918 года в Венгрии, началась для меня ранним утром 31 октября. Я совершал свой обычный путь из Уйпешта в казарму на улице Лехель. У трамвайной остановки ко мне подбежал солдат, сорвал с моих погон звездочки, эмблему с инициалами короля Карла и сунул в руки розу. Я понял: происходит что-то совершенно новое. В нашей казарме царил переполох. Майор Кунфи, как и другие офицеры, без знаков различия на форме, давал распоряжения, кому и куда отправляться нести караул. Меня и еще несколько солдат послали к гостинице «Астория», где заседал Национальный Совет. Мы должны были очистить от огромной толпы хотя бы часть тротуара перед гостиницей и охранять здание.
Читать дальше