Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

Люди обращались к нам с открытой душой:

— Вы учителя, должны все знать.

Садились с Анастасией Михайловной и, становясь агитаторами, забывали, что пришли договариваться о лошадях.

Вывод всегда бывал один, правда бывала одна, непреложная: армия наша организует свои силы и перейдет в наступление. Москвы и Ленинграда немцам не видать, а на Украине им долго не удержаться.

— А когда же наши попрут их отсюда?

— Хотя мы и учителя, но, однако, знать точно, когда это произойдет, не можем, — отвечаем, еле сдерживая улыбку. Но тот, кто задавал нам этот вопрос, всегда довольствовался главным: наши прогонят немцев. Сейчас ли, позднее ли, но прогонят.

Домой возвращались усталые, довольные, в приподнятом настроении.

Первый день Нового года прошел незаметно.

Маринка катается с Вовкой на санках и щебечет:

— А мне сегодня снилось, что нам привезли целую корзину пряников и конфет — мне, Юрику, Васильку.

Несколько дней тому назад инспектор просвещения поручил учителям составить списки детей дошкольного и школьного возраста для так называемых рождественских подарков. А что дадут? По прянику из ржаной муки, на патоке, который только раздразнит изголодавшихся детишек.

Взяла улицу, на которой живу, со всеми прилегающими к ней переулками, и пошла, чтобы поближе познакомиться с людьми.

Наговорилась же, насмотрелась я на горе людское…

На ужин у всех было одно на столе: постный, без всякой приправы суп с «сечкой», которую впервые выдали в тот день в счет пайка. В продолжение двух месяцев о ней ежедневно писали в газете, слагая «освободителям» целые гимны. В домах и голодно и холодно. А дети… постепенно угасающие от голода, напоминают живые трупики, которые вот-вот закоченеют.

Матерей занимали не пряники или какие-то там лохмотья, которые выделит Красный Крест при управе. Это все равно нисколько не изменит, не облегчит положения. Их интересовало совсем другое: неужели всему тому, что было, пришел конец? Неужели немцам удастся поработить всю Россию? Что же тогда нас ждет? Ведь отступила огромная сила. Неужели наши так и не начнут гнать немцев?

— Муж же мой воюет там, у наших…

— Двое старших сыновей там…

— А у меня муж и дочь-военврач…

— А у меня братья — летчики…

Не говорить об этом было нельзя. Ведь все свои люди. Я быстро забывала о списках на «подарки». Да и большинство матерей отмахивались от них.

Отцов я не встретила ни в одной из семей, проживающих на нашей улице; на вопрос обычно отвечали: «Там, где все», «Где-то в плену», «Уже погиб».

На фоне всеобщей беды попадались семьи со своим еще личным горем. На Копыловской живет семья Н. Совсем еще молодая женщина, лет двадцати восьми, а горя перенесла, словно три жизни прожила.

Два мальчика играли на полу. Одному лет шесть, второму не больше двух. Комната маленькая, тесная. Женщина, заметив, как я глазами измерила площадь комнаты, словно бы в оправдание говорит:

— У нас есть еще две комнаты, но нечем отапливать, вот я их и закрыла на зиму.

Спрашиваю, где муж.

— Да вы, должно быть, слыхали — ведь мы с вами совсем близкие соседи. В прошлом году повесился. Сам наложил на себя руки, чтобы не мучиться, — у него третья стадия туберкулеза была. Меньшенький — его, а тот — от первого.

— А первый где?

— Четыре года назад погиб, сорвался со столба. Он электромонтером работал.

Теперь на эти многострадальные плечи навалилось третье несчастье — война. Тем не менее я не замечала в ее глазах ни безнадежности, ни равнодушной покорности обрушившимся на нее несчастьям. Чувствовалось, что она уверенно и твердо вступила в единоборство с ними. От всей ее фигуры веяло непоколебимой готовностью бороться до конца. Она мне понравилась. Раскланиваясь с ней на улице, я представляла ее в домашних условиях совсем иной, но сегодняшняя наша беседа, эта чисто женская откровенность, это поведение в пору всенародного несчастья меня приятно обрадовали.

Закрывая за мною дверь в сенях, она шепотом спросила:

— А этих прогонят отсюда, правда ведь?

— Прогонят. Берегите мальчишек.

— Найду работу, съезжу в деревню, своих сыночков от голода спасу…

Беда надолго поселилась в семьях, и каждая семья по-своему вела с ней борьбу. В одном доме меня и удивила и обрадовала мать семерых детей, старшему из которых едва минуло десять лет. Эта женщина отличалась необыкновенным умением изворачиваться даже там, где выхода, казалось, совсем нет.