Собираясь на лето в Лабель, Александр с пристрастием подбирал книги для летнего чтения. Он никогда не скупился покупать книги, и дом был полон книг, отражающих разносторонние интересы хозяина. Его прекрасная память хранила имена, даты, события и т. д. «О да, это тот, который написал…» Бывая в Париже, он бродил по любимым книжным магазинам, таким как «Либрери Галлимар», а рыться в книгах было его любимым занятием, и я до сих пор вспоминаю с долей стыда, как мне иногда приходилось его торопить.
На протяжении своей жизни Александр несколько раз брался за ведение дневника. Первый дневник относится к годам его юности. А дневник, начатый в 1973 году, он вел до самой смерти. Писал он для того, что «соприкоснуться с самим собой». Этот дневник впускает читателя во внутренний мир Александра, показывает, как он жил последние десять лет своей жизни. Посредством дневника он наблюдал людей, жил с ними, общался с миром. Дневник — это не пристальный анализ самого себя, а скорее способ увидеть себя в контексте всего творения, способ «объяснить» себя себе самому.
Всю жизнь Александра окружали друзья. Эти друзья принадлежали к самым разным слоям общества.
Какое — то время нас просто осаждали диссиденты, приехавшие из Советского Союза. Александр привлекал их своим гостеприимством, широтой взглядов, ясными убеждениями и пониманием того, что им пришлось пережить на родине. В пасхальную ночь они приезжали в семинарию, а после ночной службы собирались в кабинете Александра с водкой и колбасой. Курили они так много, что скоро кабинет наполнялся дымом. И эти люди, среди которых было много неверующих, или еще не верующих, были и евреи, и бывшие марксисты, тем не менее, оказывались способны полностью разделить с нами радость Пасхи, ту радость, которую излучал Александр, несмотря на жуткую усталость после Страстной недели.
Иногда я боялась, что из Александра буквально «выпьют» жизнь. Но он обладал удивительной способностью восполнять энергию посредством чтения и тишины, которых, впрочем, было так мало! Несколько часов утром между утреней и первой лекцией, дорога до семинарии и обратно, наслаждение свежевыпавшим снегом, быстро промелькнувшая перед глазами сквозь ранний утренний туман картина из чужой жизни в освещенном окошке одного из домов, — все это обновляло дух Александра и готовило его к новому дню.
Теперь я расскажу о Лабель. Сразу хочется писать возвышенным и торжественным слогом, позволить себе быть романтичной и сентиментальной. Подобные чувства были с детства присущи моей русской душе, но картезианское рациональное образование во Франции многое сделало, чтобы их искоренить.
Впервые мы приехали в Лабель в 1952 году, через год после переезда в США. И тогда, и сейчас Лабель — это крошечная деревушка с одним светофором, несколькими продуктовыми лавочками, старомодным хозяйственным магазином, где до сего дня можно найти абсолютно все, что только может взбрести в голову. Озеро, длинное и узкое (четырнадцать миль в длину, а в ширину его запросто можно переплыть), расположено примерно в пятнадцати минутах езды на машине к северу от деревни. Когда мы приехали, на нашей стороне озера проходила узкая грунтовая дорога, сейчас она заасфальтирована, но по — прежнему тряская и часто требует ремонта. На другой стороне озера — покрытые лесом холмы, люди начали там селиться только двадцать лет назад. А в начале мы слышали оттуда по ночам вой волков и знали, что медведи предпочитают наведываться за малиной как раз в то место, где мы любили ее собирать. Нас предупреждали: «Берите с собой колокольчик, это их отпугнет!» Местные жители рассказывали многочисленные истории о тех, кто нечаянно оказывался в малиннике вместе с медведями. В Лабель нас пригласили Сергей и Люба Трубецкие, когда мы еще жили во Франции. Их имение находится примерно на уровне середины озера. Нашей семье отвели одну большую комнату и одну маленькую спальню. В коридорчике стояла маленькая электрическая плитка с двумя конфорками, одна из которых не работала. Водопровода в доме не было, воду брали из колодца. Туалет располагался на улице, а стирали прямо в озере, там же и купались.
В первое же наше лето там Трубецкие выделили нам участок земли, и на следующее лето мы начали строить собственный дом. Отделочные работы мы взяли на себя, и нам очень помогли старшие дети, Аня и Сережа. Они укладывали линолеум, клеили на стены обои, шили занавески, строили полки. Вся семья участвовала в постройке и обустройстве дома. Мебель мы покупали с рук, и нам посчастливилось найти настоящие сокровища, например, дубовый обеденный стол за пять долларов и восемь массивных дубовых стульев по одному доллару каждый (мы пользуемся ими по сей день).
Читать дальше