Мы уехали. Вава осталась у моих родителей — ее виза все еще не была готова. Самым ужасным было для меня прощание с отцом, никогда я не переживала в жизни ничего подобного. Он был, и остается до сих пор, моим кумиром. Мы были так близки, мы думали и чувствовали одинаково. К тому же он страдал от эмфиземы и слабого сердца. Моя дочь Аня до сих пор помнит, как она цеплялась за шторы и отказывалась выходить из дома. Но, в конце концов, мы уехали, запаковав немногочисленное имущество в два больших старомодных сундука. На поезде мы доехали до Нормандии, где поднялись на борт «Королевы Марии».
У меня с детьми была крошечная каюта с еще более крошечным туалетом, а Александр располагался в соседней, вместе с тремя незнакомцами. На самом деле мы все время были вместе, уместив двух младших детей на одну койку. Два дня мы исследовали пароход и по возможности развлекались, а на третий день разразился сильный шторм и бушевал два дня, и мы все лежали в каюте, страдая от морской болезни и жуя пресные галеты, которыми снабжал нас исполнительный стюард. Шторм начался как раз тогда, когда мы с Александром смотрели фильм «Гамлет», а дети находились в игровой комнате под присмотром няни. Когда Гамлет на верхушке башни произносил свой знаменитый монолог «Быть или не быть, вот в чем вопрос…», эта самая башня перед нашими глазами вдруг начала сильно раскачиваться. Нам сразу стало ясно, что лучше «не быть», и, цепляясь за наспех натянутые канаты, мы отправились за детьми. Но в игровой никого уже не было! Где они? К этому времени пароход уже очень сильно качало, в коридорах никого не было. И тут мы увидели на ступеньках лестницы наших ангелочков. Аня крепко прижимала к себе младших, и так они молча и терпеливо ждали нашего появления. Я должна сказать, что это были потрясающие дети, веселые, любящие, надежные. Аня уже в раннем возрасте считала себя ответственной за сестру и брата, она всегда следила за ними и заботилась о них. Сережа был находчивым, храбрым и по временам опасно «творческим» мальчиком. Маша же, хорошенькая и спокойная, не отходила от меня ни на шаг.
Шторм утих так же неожиданно, как начался. И скоро вдалеке показалась статуя Свободы! Пароход вошел в гавань Нью — Йорка 13 июня 1951 года. Мы не имели ни малейшего представления, где нам придется провести первую ночь. Да и никто на пароходе точно этого не знал. На берегу нас ждал мой дядя, Сережа Гагарин, младший брат мамы, со своей женой Лизанькой. Я не видела его пятнадцать лет, но он был моим крестным и когда — то мы были очень близки. Он заметил нас еще на палубе, когда пароход медленно причаливал, и крикнул: «Вава нашла сына!» Первым приветствием на американской земле стала эта чудесная новость. В парижской русской газете появилось короткое объявление: «Если кому — либо известно местонахождение Александры Старицкой, прошу известить ее сына в Триесте, Италия». Но прошло еще восемь лет до того, как Вава окончательно воссоединилась с сыном Мишей. Из Италии его отправили в Австралию. А она сперва приехала к нам в США и уже там подала прошение о визе. Три раза ее прошение было отклонено, но в конце концов, в 1959 году она уехала в Австралию, прожив в нашей семье четырнадцать лет.
Но вернемся к нашему приезду в Америку. Мой дядя отвез нас в Св. — Владимирскую семинарию, где нас поселили в студенческую комнату с четырьмя односпальными кроватями. Американских денег у нас не было, no — английски мы почти не говорили (я в то время вообще не знала ни одного английского слова!).
Перекусив чем — то на скорую руку, мы уложили детей спать, а сами на такси поехали к Гагариным. И там я взорвалась! Никакого приветствия от Флоровского, студенты на каникулах, занятий нет, жара, духота, одна крошечная комната, металлические кровати, жесткие матрасы без простыней! А что будет завтра? Я рыдала, а бедный Александр не знал, что делать, и повторял: «Я куплю тебе завтра красивое платье!» Платье? Зачем? Я не хотела новое платье, я хотела домой!
На следующий день нам сказали, что до начала осенних занятий в семинарии нас приютит Толстовская ферма в Вали — Коттедж [ [15] В 1939 году Александра Львовна Толстая, младшая дочь Л.H. Толстого, организовала в США Толстовский фонд, который должен был заниматься всеми русскими эмигрантами, нуждавшимися в помощи. На купленной за символическую сумму ферме недалеко от Нью — Йорка были построены дом престарелых, больница, детский дом, библиотека, церковь. — Прим. перев.
]. И мы туда поехали, и это действительно была ферма. Александру поручили вести занятия по Закону Божию в летнем детском лагере, в котором нашлась работа и для меня и куда приняли и Аню и Сережу, а Маша хвостиком ходила за мной по пятам. Все мы спали в «митрополичьей» комнате. Таким образом, на лето у нас был кров, нас кормили, и мы жили в деревне. Александру в то время было двадцать девять лет, а мне двадцать семь.
Читать дальше