Дарья Донцова - Я очень хочу жить - Мой личный опыт

– Родилась и живу в Москве, – возразила я.

– Тогда каким образом вам удалось так запустить болезнь? – продолжал хирург. – Рак молочной железы. Полагаю, с метастазами в легкие, может, в печень и позвоночник.

Я оторопела.

– Вы уверены? И что мне теперь делать?

Эскулап пожал плечами.

– На четвертой стадии? Продолжайте жить, как жили.

Меня охватила радость.

– Я обойдусь без операции?

– Да, – хмыкнул хирург, – она вам не поможет.

– Выпишите какие-нибудь таблетки, – попросила я. – А то грудь болит, спать неудобно. И замучилась стирать постельное белье, каждое утро просыпаюсь в лужице крови.

Профессор снял очки и положил их на стол.

– Агриппина Аркадьевна, вы не поняли? У вас рак. Запущенная стадия. Хирургическое вмешательство бесполезно. Оно лишь принесет вам страдания, проведете последние дни не дома, а в клинике.

– Чьи последние дни? – переспросила я.

– Ваши, – без особых эмоций сообщил он. – Трудно дать точный прогноз, может, протянете около года, но, скорей всего, три-четыре месяца.

Теперь, спустя много лет после визита к тому светиле, я великолепно знаю, что среди врачей встречаются порой трусливые, злые, а подчас и откровенно подлые люди. Есть среди них такие, как терапевт из районной поликлиники. Она поняла, что у пациентки онкологическое заболевание, но не решилась сказать правду вслух. Некоторые врачи опасаются истерики в кабинете, не желают успокаивать испуганного человека, поэтому говорят про кисту и выпроваживают больного к онкологу. Но это не самый плохой вариант. Есть и такие эскулапы, у которых в голове работает счетчик, они намерены получить как можно больше денег и принимаются обрабатывать подходящего на их взгляд больного с особым тщанием. Сначала пациента запугивают по полной программе, внушают ему мысль о неизлечимости, потом слегка отъезжают назад, предлагают операцию и предупреждают:

– Ваш случай практически безнадежный, никто не разрешит оперировать умирающего. Но я полагаю, что все же есть крохотный шанс. Им надо воспользоваться. Только надо заплатить…

Вот и тому профессору я показалась идеальным объектом для шантажа. Побеседовав со мной пять минут, хирург сразу сообразил: тетка с тремя детьми разбирается в медицине, как кролик в боевом оружии, и поехал на меня танком.

Я смотрела, как он открывает и закрывает рот, не слышала ни единого звука и пыталась справиться с ураганом мыслей. Я умру? Мне осталось жить три месяца? Этого просто не может быть! Я молодая женщина, абсолютно здоровая, только вот грудь болит… У меня киста! Какая онкология? Что он несет? Нет, нет и нет! Неправда!

Внезапно голос врача врезался в уши:

– Однако, если хотите, можем попробовать, пожалуй, я возьму вас к себе в отделение.

Я перевела дух. Значит, он наговорил ерунды про мою скорую кончину и готов лечить мою кисту.

– Но, как понимаете, наша больница не частная, народ месяцами ждет койки, – продолжал профессор, – а у вас времени нет, надо будет договориться с главврачом, выбить место. И я не один стою у стола в операционной, рядом ассистенты, анестезиолог, медсестры. Необходимо учесть и последующий уход. Очень часто случается так: вмешательство прошло удачно, а в реанимации на больного наплевали, и он умер.

– Сколько надо денег? – пролепетала я, до меня наконец дошло, куда клонит собеседник.

Светило деловито озвучил прейскурант. С каждой произносимой им цифрой меня прибивало к земле. Да, мы с Александром Ивановичем не нищие, но таких накоплений никогда не имели. Чтобы оплатить услуги алчного профессора и всей его команды придется продать квартиру.

– Вы, конечно, подумайте, но не долго, в вашем случае важен каждый час, – завершил речь профессор. – Приходите завтра с готовым решением и помните: жизнь у вас одна, за нее надо бороться.

– Если сделать операцию, сколько я потом проживу? – робко спросила я.

Профессору вопрос не понравился.

– Агриппина Аркадьевна, не о том думаете. Вам осталось три месяца, а затем, увы, – совсем не спокойная смерть. К сожалению, конечная стадия онкологического заболевания связана с физическими страданиями. Я предоставляю вам уникальный шанс. Хотя, конечно, слово за вами. Вероятно, вы не пожелаете тратиться. Может, оно и правильно. Деньги вашей семье еще понадобятся.

Хорошо, что он замолчал, а не уточнил: «Понадобятся на ваши похороны и поминки».

Я на ватных ногах выползла из его кабинета и вышла на улицу. Стоял жаркий, даже душный сентябрь, но меня трясло, словно мокрую мышь, попавшую в электропровода. Кое-как я добрела до лавочки, плюхнулась на нее, закрыла глаза и постаралась прийти в себя. Но чем дольше я сидела на скамеечке у корпуса, тем хуже становилось на душе. В голову лезли вопросы. Если я умру, что будет с моими детьми? Ладно, сыновья почти взрослые, хотя, согласитесь, неплохо и в пятьдесят лет иметь маму. Но Машенька-то совсем маленькая, дочке едва исполнилось одиннадцать. Как муж справится с бытом? Александр Иванович замечательный человек, но он уверен, что суп и котлеты сами прибегают в холодильник, а грязные рубашки волшебным образом превращаются в чистые. А свекровь? А моя мама? Собака, кошка, котята? Кто будет убирать в квартире? К кому вечером придет Марусенька, чтобы рассказать о своих неприятностях?