Давыд Гай - Небесное притяжение

Задачи, вставшие перед коллективом, характеризуемые одним емким понятием «эксперимент», выглядели увлекательно и даже загадочно. Первая заключалась в повышении дальности полета машин и связывалась с так называемым ламинарным обтеканием. Решением ее активно занялся молодой способный аэродинамик Арвид Драстоматович Тохунц, ранее работавший у Туполева.

Что же такое ламинаризация? Приведу житейский пример. Вы мешаете ложечкой чай в стакане. В результате создается турбулентность — вихревое возмущенное движение. Если же вы размешиваете в стакане мед, налипающий на его стенки, создается ламинарное обтекание. В природе большая часть движений турбулентна, ламинаризация — исключительно редкое и весьма ценное явление. Понаблюдаем, например, дельфинов. Благодаря ламинарному обтеканию они могут развивать огромную скорость, ибо сопротивление ламинарного пограничного слоя в несколько раз меньше, чем турбулентного.

Теперь рассмотрим, что происходит с летательным аппаратом. В полете пограничный слой воздуха как бы налипает на крылья, фюзеляж, оперение. Сопротивление слоя, как известно, значительно меньше, чем у обычного турбулентного. Следовательно, его ламинарное состояние стоит сохранять. Но как это сделать практически? Этим и занимались мясищевцы, и в первую очередь А. Д. Тохунц.

Было предложено отсасывать через мельчайшие отверстия пограннчпый слой воздуха с крыла, тем самым создавая искусственную ламинаризацию. Началась серия любопытных экспериментов. Выяснилось следующее: дальность полета при искусственной ламинаризации увеличивается примерно на четверть, или при той же дальности масса машины уменьшается на 15 процентов…

Другая проблема, которой увлекся коллектив, — поиск композиционных материалов. Давало это очень многое. Крылья, фюзеляж и другие элементы конструкции самолета усиливались, становились более прочными, жесткими и одновременно более легкими.

На рубеже шестидесятых — семидесятых годов встал вопрос повышения ресурса машин. Вместе с коллегами Владимир Михайлович занялся разработкой средств, позволяющих бороться с усталостными разрушениями конструкции. Оригинальную идею предложил С.Я. Жолковский: использовать систему накладок — притом накладок тоньше, нежели обшивка, — чтобы задержать образование трещин.

Жолковского не поняли, вернее, в его идею не поверили. Он пошел к Мясищеву. Владимир Михайлович тоже поначалу усомнился, однако остался верен своему принципу — любому новшеству давать дорогу через эксперимент. Опытный прочнист Жолковский оказался прав. Его система накладок великолепно себя зарекомендовала.

Шло время, фирма крепла, набиралась сил и уже конкурировала с известными самолетными ОКБ. Конструкторским бюро было предложено участвовать в конкурсных проектах по созданию новых схем самолетов. Мясищевцы не убоялись конкурентов и, к собственному немалому удивлению, победили на ряде конкурсов. Один из премированных проектов и стали осуществлять, строя самолет специального назначения.

Коллектив решал перспективные задачи авиационной техники. Хочу привести высказывание выдающегося советского авиаконструктора Павла Осиповича Сухого, имеющее прямое отношение к последнему периоду творчества Мясищева.

«Владимир Михайлович всегда старался опередить время, применить самое новое, прогрессивное… Примененные в конструкции его машин новинки становились обычно достоянием всей нашей авиации, помогали ей идти вперед».

Каким запомнился генеральный конструктор в семидесятые годы? Человек меняется беспрестанно, порой неуловимо для окружающих и даже для себя. Да, меняется, согласился бы Мясищев, но сердцевина остается прежней. Един ствол у дерева, только ветви растут влево и вправо.

О последних годах жизни Владимира Михайловича я расспрашивал многих людей. Содержательный разговор вышел с одним из его молодых коллег.

«Большое видится на расстоянии»… Теперь отчетливее, чем когда работал бок о бок с Владимиром Михайловичем, понимаю: судьба свела меня с удивительной, неповторимой личностью, — вспоминает он. — Находясь рядом с большим человеком, и сам осознаешь себя больше. Общаясь с ничтожеством, и себя нередко чувствуешь ничтожеством. Так вот, Мясищев поднимал нас в наших собственных глазах. И заслуга в этом в первую очередь принадлежит ему самому.

У него не существовало разлада между словом и долом. Он говорил то, что думал, — на всех уровнях. В период реорганизации фирмы ему предложили солидный руководящий пост. Он отказался. Когда его спросили о причине отказа, он откровенно высказал несогласие с позицией определенной группы лиц по принципиальным вопросам. Помню, я, тогда молодой и запальчивый, начал переубеждать шефа. Он ответил: «Запомните: никогда в ответственные моменты жизни нельзя кривить душой».