Давыд Гай - Небесное притяжение

В серийном производстве Р-6 осваивался хорошо. Было сделано около 400 машин. Основная их масса шла в морском варианте, с поплавками. Дальнейшая судьба Р-6 связана с их эксплуатацией на сибирских аэродромах и в Арктике. Утеряв с течением лет военное значение(машину обогнали по скорости истребители и легкие бомбардировщики), Р-6 стал помогать полярникам. На нем летчик П. Головин совершил первый полет над Северным полюсом перед посадкой там самолетов знаменитой экспедиции 1937 года, доставившей папанинцев.

На одном серийном самолете Р-6 бригада Мясищева изменила расположение водяных радиаторов. Раньше они находились перед двигателями, что снижало аэродинамические качества машины. Владимир Михайлович предложил переставить их в тоннели крыла, сделав специальные щели для охлаждения. Одновременно сняли закрылки.

Испытания проводились на земле и в воздухе. В полете скорость переделанного самолета возросла на 5 километров в час, а потолок — на 300 метров. Не улыбайтесь по поводу весьма скромных, по нынешним понятиям, цифр. За ними — большой труд конструкторов, инженеров, стремление заглянуть вперед, задуматься над проблемами, которых еще недавно не замечали.

Текли месяцы. Начальник шестой бригады привыкал к коллегам, те, в свою очередь, могли в полной мере оценить его качества. Их сплачивал совместный труд, основанный на главном — на поиске нового.

Заместителем Мясищева был И.П. Мосолов, с которым он работал еще у Петлякова, — толковый, грамотный инженер, не обладавший, правда, твердостью характера, столь необходимой руководителю. За фюзеляж отвечал П.Н. Обрубов, за крыло — Б.П. Кощеев, начальниками групп хвостового оперения, силовых установок и шасси были В.И. Лапицкий, А.И. Гординский и М.А. Мостовой, управлением самолетов ведал Г.Я. Балагуро, аэродинамикой — Г.Н. Пульхров…

Позвольте, а каких самолетов? — попытается поймать меня на слове дотошный читатель. С такой бригадой, наверное, можно горы свернуть. Но дело! Где же практическое дело по проектированию и постройке новых крылатых машин? Планеры, радиаторы, вероятно, ведь только часть порученной мясищевцам работы? Все верно, но всему свой черед. Пришла пора и шестой бригаде показать себя. Задуманная ими и одобренная Туполевым машина должна была ответить на вопрос: что же такое настоящий экспериментальный самолет?

Приостановим покуда ход повествования и посмотрим на Мясищева середины тридцатых годов глазами его сослуживцев и близких.

Вот он идет мимо чертежных столов — высокий, подтянутый, в отлично облегающем стройную фигуру костюме любимого цвета беж (брюки выглажены так, что о стрелку обрезаться можно), неторопливый, по обыкновению углубленный в себя. Спешить, суетиться, делать «несолидные» движения он, кажется, совсем не умеет. Ему смотрят вслед, особенно молодые сотрудницы, которые ни за что не признаются в тайной симпатии к красивому, с гордой осанкой, обаятельному мужчине, умеющему даже простым копировщицам сказать слова, от которых у тех весь день хорошее настроение. Чувствует ли он их взгляды, слышит ли перешептывание, смысл которого понять нетрудно? Вряд ли, его мысли заняты другими, куда более важными проблемами. Вот он замирает перед наколотым на стол листом ватмана. Что-то в чертеже не устраивает его. Он обращается к конструктору:

— Иван Петрович, эта дэталь у вас не совсем на месте. Необходимо сделать иначе, — и он показывает как плавным взмахом карандаша.

Слова произносятся им медленно, весомо. Они словно выпекаются твердо очерченными губами, выходят округлыми и ровными, как блины со сковороды. «Дэталь», «проэкт», — только так и не иначе. А еще — частое употребление любимых словечек и выражений: «Поздравляю!», когда речь идет о неожиданных сюрпризах, «Не разводите мерихлюндию», когда человек несет ерунду.

К коллегам, вне зависимости от возраста и ранга, он обращается предельно уважительно, только по имени-отчеству. Никакого амикошонства (еще одно любимое слово). Никакого намека на панибратство. «Вы хлопаете меня по голенищу», — сказал он однажды сотруднику, пытавшемуся перейти на полуприятельский тон. У него нет любимчиков, хотя некоторые люди вызывают его искреннюю симпатию. Терпеть не может подхалимов, за версту чувствует фальшь, преувеличенно почтительные, полузаискивающие нотки в разговоре. Сам ни перед кем не заискивая, он в корне пресекает возможность такого отношения с чьей-либо стороны.

Стиль, заведенный руководителем, постепенно перенимается коллегами, более привычными к взаимному обращению на «ты» и к прозвищам. Мясищевское обхождение так непохоже, скажем, на стиль Туполева — открытый, простой, без всяких антимоний, с непременными солеными шутками, страстью к «доходчивым выражениям».