Дмитрий Смирнов - Записки чекиста

А выяснить удалось вот что.

Молодой Перелыгин, судя по его рассказу, последние полтора года прожил на юге. Что делал там, не говорил, но с недавних пор его потянуло домой: захотелось навестить родителей, повидать старых липецких друзей.

— Спасибо тебе, сестрёнка, за все, — поблагодарил я.

Яков Фёдорович был в своём кабинете. Он внимательно выслушал подробный доклад о «визите» сестры, о расположении комнат в доме бывшего купца Перелыгина и поинтересовался, нет ли у них надворных построек, в которых деникинский разведчик мог бы устроить для себя тайное убежище. В том, что мы имеем дело с лазутчиком белогвардейского генерала, Янкин больше не сомневался и приказал собрать оперативную группу.

— Не исключено, — начал он, — что неожиданный приход к ним «подруги» сестры белогвардейца заставил его насторожиться. Завтра может быть поздно: почувствует неладное и уйдёт на другую явку, постарается замести следы. Надо брать сегодня. Оперативную группу поведу я сам.

Неожиданно Яков Фёдорович повернулся ко мне, сказал:

— Отправляйся-ка, парень, домой. Или лучше здесь ночуй. Поработал, хватит с тебя.

— Разве вы меня не возьмёте?

— Нет. С какой стати Перелыгиным знать, чего ради к ним приходила твоя сестра? А вернёмся, товарищи расскажут, как прошла операция.

Рассказал мне о ней Тихон Виньков. Вскоре после полуночи чекисты осторожно подошли к дому купца. Пригласили понятых, попросили их постучаться к Перелыгиным. Деникинского разведчика удалось арестовать. Было найдено офицерское обмундирование с царскими погонами, какие носило деникинское офицерьё, изъято оружие.

На допросе Перелыгин вынужден был рассказать о своей шпионской работе. Да, деникинская контрразведка действительно забросила этого белогвардейца в его родной Липецк для сбора сведений о расквартированных в городе воинских частях, о их численности и вооружении, в расположении оборонительных сооружений. Он должен был связаться с враждебными элементами из местных жителей и через них вести разложенческую агитацию среди красноармейцев, распространять панические слухи, вербовать новую агентуру и любыми способами дезорганизовывать тыл нашей армии, чтобы облегчить наступление белых, намечавшееся в самом ближайшем будущем.

Должен был, но не смог, не успел: не позволили чекисты. И на следующий день Коллегия ЧК приняла единственно правильное и возможное в тогдашних прифронтовых условиях решение: белогвардейского лазутчика и шпиона Перелыгина — расстрелять.

С этих пор председатель ЧК стал все чаще поручать мне несложные оперативные задания. А в редкие свободные минуты продолжал, как и прежде, охотно рассказывать о задачах и принципах многогранной чекистской работы. Иной раз такие беседы затягивались далеко за полночь, зато каждая из них надолго западала в душу, заставляла серьёзнее и глубже оценивать чекистскую службу, более строго и самокритично относиться к самому себе.

— Надо помнить о самом главном, — не раз подчёркивал Янкин, — о том, что партия поставила перед нами задачу ни на день, ни на час не ослаблять борьбу с врагами Советской власти. Расслабимся, притупим бдительность, и беды не миновать — враги только этого и ждут.

А врагов у Советской власти было тогда много. На фронтах — озлобленный и беспощадный белогвардейский сброд. За границей — пышущие ненавистью империалисты Антанты. В нашем тылу — контрреволюционные заговорщики, шпионы, саботажники и диверсанты. Не меньшую ненависть, чем они, питали к Советской власти расхитители всех мастей, атаманы бандитских шаек, ворочавшие миллионными состояниями крупные спекулянты.

Особенную неприязнь вызывали у Янкина именно они. Яков Фёдорович даже заметно краснел, когда начинался разговор о спекулянтах.

— Ты не думай, — говорил он, — что матёрый «миллионщик» менее опасен, чем, скажем, белогвардейский шпион или отпетый бандит, с обрезом под полой подстерегающий сельского активиста на безлюдной дороге. Разоблачить вражеского разведчика, поймать и обезвредить бандита иной раз бывает легче, чем вывести на чистую воду и схватить за преступную руку осторожного, хитрого, изворотливого махинатора-спекулянта. Шпион чаще всего действует в одиночку, реже с небольшой, строго законспирированной группой своих сообщников. Он может провалиться в любую минуту, в любом месте: стоит сболтнуть, допустить неосторожность — и готов. Бандит неизбежно оставляет следы, по которым его рано или поздно найдут. А спекулянт? Попробуй разгляди его под маской скромного, незаметного советского специалиста в окружении десятков подкупленных им служащих. Так запрячет свои делишки во всяких там дебетах-кредитах и канцелярских гроссбухах, что сам черт ногу сломит! Он опасен, я бы сказал, в государственном масштабе. Разлагает людей, растлевает людские души, раз, — Яков Фёдорович начал загибать пальцы на руке, — подрывает основы всей экономики страны, два; разрушает нормальную работу промышленности, сельского хозяйства, транспорта, снабжения — всего народного хозяйства, три. Ясно тебе, почему спекулянты, валютчики, расхитители являются не меньшими врагами Советской власти, чем белогвардейцы, налётчики и бандиты всех мастей? Разговор у нас с ними может быть только один — как с самыми злейшими врагами трудового народа!