Александр Русов - Суд над судом - Повесть о Богдане Кнунянце

— А не кажется ли вам, молодой человек, что выводов из ваших собственных экспериментальных наблюдений может оказаться недостаточно для получения удовлетворительной оценки на экзамене по химии?

Павловский вдруг успокоился, краска сошла с его лица.

— По-вашему получается, — сказал профессор, словно бы стыдясь недавней вспышки, — что такой всеобщий и неумелимый процесс, как окисление, может тормозить сам себя? Получается, — развивал он свою мысль, — что ржавчиной можно бороться с ржавлением, дрожжами — с брожением, что дыхание может не только старить, по и омолаживать организм. Это абсурд.

— Или диалектика?

— Так можно договориться бог знает до чего.

«Его блестящие ответы, — несколько патетически вспоминал Александр Николаевич Меликов шестьдесят пять лет спустя, в год девяностолетия со дня рождения Богдана Кнунянца, — вызвали среди студентов бурные рукоплескания. Все удивлялись его эрудиции и спрашивали друг друга: каким образом за столь короткий срок наш занятый большой общественной работой товарищ сумел подготовиться к экзаменам?»

Приведенный диалог с профессором Павловским я записал как перевод на общедоступный язык того, что было написано твердым карандашом на пожелтевшем листке; бумаги, исходя из предположения, что именно в него тыкал сухим своим пальцем профессор Павловский и что вопросительный знак рядом с наиболее непонятной структурой был также поставлен им.

«Если бы он имел счастье жить дольше, — продолжал свои юбилейные воспоминания Александр Николаевич Медиков, — из него несомненно бы вышел великий ученый».

Ссылки на работы А. Н. Баха, которые в скрытом виде присутствовали на том же листке рукописного химического текста, заставили меня внимательнее взглянуть на старые статьи, опубликованные не только в «Berichte der deutschen chemischen Gesellschaft», но и в санкт-петербургском «Журнале Русского физико-химического общества». Видимо, личность Баха, действительно, не в малой степени определила химические увлечения Богдана. Даже их биографии, которые я попытался сравнить, имели нечто общее, с той разницей, что Алексей Николаевич прожил восемьдесят девять лет, а Богдан — неполных тридцать три, то есть умер в том возрасте, когда Бах только еще начинал свои знаменитые научные исследования у Поля Шюценберже в Париже.

Сходные деревенские впечатления детства. Отец Алексея Николаевича был техником-винокуром, а Мирзаджан Иванович Кнунянц курил тутовую водку в своем ингиджанском саду. Оба хотели видеть своих сыновей учеными. Оба сына стали студентами-химиками. Одного выгнали со второго курса Киевского университета, другого — с третьего курса Петербургского технологического института. Раздвоение между наукой и революцией. Лабораторные занятия органической химией с биологическим уклоном. Полный уход в революцию. (Алексей Николаевич успел вернуться к занятиям химией, а Богдан не успел.) И, наконец, в июне 1903 года, хотя и по разным причинам, оба оказались в Женеве.

Смерть Богдана в тюремной больнице была безвременной и загаданной. Дважды фигурирующий в полицейски к материалах белый порошок неизвестного происхождения, всякий раз обнаруживаемый среди вещей, принадлежавших Богдану, а также следы порошка на красной матерчатой подкладке серебряного кошелька, памятного мне с детства, наводят на мысль о странной связи между ними и опытами учеников доцента Пилипенко. Из-за отсутствия в то время слова «геронтология» область научных интересов пилипенковских сотрудников уместно было бы назвать «мафусаилологией» (при попытке продлить жизнь до 969 лет) или «епохологией» (до 365 лет).

Теперь такой термин имеется. Имеются лаборатории, занимающиеся геронтологическими исследованиями и Синтезом потенциальных геропротекторов. В одну из них я и обратился с просьбой синтезировать химическое вещество, близкое к обозначенному римской цифрой V на листке со схемами реакций. Потом я надеялся провести У себя в институте испытания на мышах или на лучших наших крысах линии «Джистар».

Действительно, если структуру V, с поправкой на современное ее написание, удалось бы реализовать, то с ее помощью, пожалуй, можно было бы вылавливать из организма опасные, губительные для жизни свободные радикалы. Во всяком случае, уже сегодня с помощью химических веществ мы в полтора раза увеличиваем продолжительность жизни маленьких легкокрылых Drosophila melanogaster.

…Да, было просто невозможно не описать наш кратовский сад и медный аппарат для винокурения, стоящий у истоков всей этой чертовщины, и полученный в Пилпенковской лаборатории белый порошок, каждый раз обнаруживаемый полицейскими. Не рассказать о рукописях Ивана Васильевича, об осенних листьях на мостовой и о бесконечных наших опытах на мышах in vivo.