В верхнем ряду справа налево: А. Соболь, неизвестное лицо.
В нижнем ряду: П. Рутенберг, Л. Яффе
А год спустя, 7 января 1913 года, Рутенберг обратился к находившемуся тогда же в Италии Б. В. Савинкову и просил помочь найти адвоката, дабы узнать у него, «что я должен сделать, чтобы расправославиться и быть по-прежнему записанным в документах евреем» [7] ГА РФ. Ф. 5831. Оп. 1. Ед. хр. 174. Л. 31.
. Очень похоже, что адвокат, рекомендованный Савинковым, был не кто иной, как будущий защитник упомянутого выше Бейлиса (суд над которым произойдет осенью того же 1913 года) Оскар Осипович Грузенберг, — по крайней мере, в своих воспоминаниях последний пишет о встрече с Рутенбергом в Италии [8] Национальная библиотека Израиля (Иерусалим). Arc. Ms Var 322/4.
.
Когда писалась упомянутая выше книга о Рутенберге, где прослежен его путь от российского революционера-террориста до главы электрической компании в Эрец-Исраэль, о его контактах с Соболем в Италии мне было известно крайне мало (в рутенберговском дневнике имеется фраза, записанная, по всей видимости, позднее и носящая «мемуарный» характер: «Тогда в Италии встретил Андрея Соболя. Позже роман „Пыль“ [9] Роман Соболя «Пыль» печатался в первых четырех номерах журнала «Русская мысль» за 1915 год.
. Все его мысли были тогда о России»). Не имея на руках никаких других свидетельств этого знакомства и встречи (встреч?), я, невольно «микшируя» их значение, писал: «Сам А. Соболь о встрече с Рутенбергом, насколько нам известно, нигде не упоминал — скорей всего, она ему не запомнилась или не показалась важной или интересной» [10] Хазан Владимир. Пинхас Рутенберг: От террориста к сионисту. C. 213.
. Обнаруженное недавно в израильском архиве Рутенберга недатированное письмо к нему автора рассказа «Встань и иди» не только дополняет их отношения новой информацией, но и, в порядке опровержения приведенного высказывания, отбрасывает важный отсвет на раннее творчество писателя.
Это любопытное во многих отношениях полустраничное письмецо завершается приветом, который Соболь шлет «милому ослику» Рутенберга, интересуясь при том, «как он там поживает» и помнит ли «персонально» его, Соболя? В известных мне источниках об итальянском периоде жизни Рутенберга, включая донесения загранотдела российской охранки, которая вела пристальное наблюдение за вчерашним «возмутителем порядка», никаких упоминаний об ослике вроде бы нет. Не склонный к украшению жизни бессмысленными безделицами и безделушками, суровый Рутенберг в качестве хозяина столь экзотического животного выглядит по крайней мере странно, и единственным объяснением, что он таковым обзавелся, служила, по-видимому, практическая надобность в «перевозочном транспорте» (как было сказано выше, в Италии бывший террорист и убийца Гапона вернулся к инженерному труду и приобрел имя как талантливый и изобретательный гидростроитель).
Следует полагать, Соболь был осведомлен о произошедшей в жизни Рутенберга семейной драме и о планах «раскаявшегося отступника» вернуться в еврейство. Именно этот реальный сюжет, как представляется, послужил импульсом для сочиненного им рассказа, в котором ненадуманные события, в полном соответствии с требованиями изящной словесности, укутаны вымыслом: так, рабочий ослик Рутенберга оказался обвешан разноцветными веселыми лентами бродяги Александра Гомельского.
2
Вызывающая прилив адреналина поэтика секретного и конспиративного имеет свойство приковывать общественное внимание. Нет поэтому ничего удивительного в том, что один из величайших провокаторов всех времен Евно Азеф превратился в аттрактивнейшую фигуру российской политической и социальной жизни. Кажется, пути-дороги Азефа и Соболя никогда не пересекались и пересекаться не могли. В России революционный агитатор Соболь был для главного заправилы отечественного террора мелкой сошкой. За границей он оказался в конце 1908 года, когда Азеф был уже разоблачен, бежал из Парижа в Берлин и до смерти в 1918 году прожил там, затаившись и полностью сойдя с общественной сцены. Вместе с тем Соболь был близко знаком со многими ведущими участниками российского революционно-кровавого спектакля, а с известной террористкой Ксенией Ксенофонтовной Памфиловой, женой выданного охранке Азефом и затем казненного в 1907 году боевика Льва Ивановича Зильберберга, состоял, живя в эмиграции, в интимных отношениях. Соболь попал в Европу, когда политэмигранты бурлили от еще не пережитого шока, испытанного в связи с разоблачением Азефа. Понять и переварить это казалось невозможным: «великий провокатор» одной рукой управлял Боевой организацией, державшей в страхе всю пирамиду российской власти — от Николая II, министров и членов Государственного совета до губернаторов и градоначальников, и далее вниз по сословной и служебной лестнице — вплоть до полицмейстеров и жандармских чинов, а другой направлял в Департамент полиции донесения на тех самых боевиков, которых посылал или намеревался послать совершать «возмездные акты». В случае с Азефом правая рука хорошо знала, что делает левая.
Читать дальше