Борис Соколов - Врангель

Вид революционного города поразил барона:

«В Царском дебаркадер был запружен толпой солдат гвардейских и армейских частей, большинство из них были разукрашены красными бантами. Было много пьяных. Толкаясь, смеясь и громко разговаривая, они, несмотря на протесты поездной прислуги, лезли в вагоны, забив все коридоры и вагон-ресторан, где я в это время пил кофе. Маленький рыжеватый Финляндский драгун с наглым лицом, папироской в зубах и красным бантом на шинели бесцеремонно сел за соседний столик, занятый сестрой милосердия, и пытался вступить с ней в разговор. Возмущенная его поведением сестра стала ему выговаривать. В ответ раздалась площадная брань. Я вскочил, схватил негодяя за шиворот и, протащив к выходу, ударом колена выбросил его в коридор. В толпе солдат загудели, однако никто не решился заступиться за нахала».

Первое, что бросилось в глаза барону в Петрограде, — это огромное количество красных бантов, украшавших почти всех. Они были видны не только на шатающихся по улицам в расстегнутых шинелях безоружных солдатах, студентах, курсистках, шоферах таксомоторов и извозчиках, но и на щеголеватых штатских и значительном числе офицеров. Встречались элегантные кареты с кучерами, разукрашенными красными лентами, и седоками с приколотыми к шубам красными бантами. Врангель вспоминал:

«Я лично видел несколько старых, заслуженных генералов, которые не побрезгали украсить форменное пальто модным революционным цветом. В числе прочих я встретил одного из лиц Свиты Государя, тоже украсившего себя красным бантом; вензеля были спороты с погон; я не мог не выразить ему моего недоумения увидеть его в этом виде. Он явно был смущен и пытался отшучиваться: „Что делать, я только одет по форме — это новая форма одежды…“ Общей трусостью, малодушием и раболепием перед новыми властителями многие перестарались. Я все эти дни постоянно ходил по городу пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича на погонах (и, конечно, без красного банта) и за всё это время не имел ни одного столкновения.

Эта трусливость и лакейское раболепие русского общества ярко сказались в первые дни смуты, и не только солдаты, младшие офицеры и мелкие чиновники, но и ближайшие к Государю лица и сами члены Императорской Фамилии были тому примером. С первых же часов опасности Государь был оставлен всеми. В ужасные часы, пережитые Императрицей и Царскими Детьми в Царском, никто из близких к Царской Семье лиц не поспешил к Ним на помощь. Великий Князь Кирилл Владимирович сам привел в Думу гвардейских моряков и поспешил „явиться“ М. В. Родзянко. В ряде газет появились „интервью“ Великих Князей Кирилла Владимировича и Николая Михайловича, где они самым недостойным образом порочили отрекшегося Царя. Без возмущения нельзя было читать эти интервью. Борьба за власть между Думой и самочинным советом рабочих и солдатских депутатов продолжалась, и Временное Правительство, не находившее в себе силы к открытой борьбе, все более становилось на пагубный путь компромиссов».

Гучкова в городе не оказалось. Врангеля принял министр иностранных дел П. Н. Милюков. Генерал заявил ему: «Сейчас война, и мы все воины, и офицеры, и солдаты, где бы мы ни находились: в окопах, в резерве или в глубоком тылу, — мы всё время, в сущности, несем службу и находимся „в строю“. Новые права солдата, требование обращения к солдатам на „вы“, право посещать общественные места, свободно курить и так далее хорошему солдату сейчас не нужны. Русский простолюдин сызмальства привык к обращению на „ты“ и в таком обращении не видит для себя обиды; в окопах и на привале русские офицеры и солдаты живут вместе, едят из одного котла и закуривают от одной папироски. Свободным посещением публичных мест, курением и прочими свободами воспользуются лишь такие солдаты, как те, что шатаются ныне по улицам столицы».

Милюков возражал, что представители армейских комитетов дают другие сведения насчет настроения простолюдинов в серых шинелях. Барон и приват-доцент не договорились.

Возможно, Врангель в тот момент вообще служить не хотел — по крайней мере, на фронте. Он слишком хорошо понимал, что революция и приказ № 1 разлагают армию, ее боеспособность стремительно падает. Побед с такими солдатами не одержишь, а терпеть поражения он не привык.

Особенно неприятное впечатление произвел на Врангеля инцидент, случившийся 17 марта на празднике Амурского казачьего полка. В мемуарах он изложен следующим образом: