Барбара Пахль-Эберхарт: Четыре минус три

«Но, может быть, имеет смысл попользоваться им еще какое-то время. Для подстраховки?»

Вернер хорошо меня знает. Умеет меня подначивать. Он знает, что я склонна сделать пять шагов за один раз.

«Да. Ты прав. Наверное, Хели неслучайно оставил платежное поручительство. В этом есть определенная справедливость. Ведь он также навьючил на меня тяжелый невидимый рюкзак и неподъемное количество невыносимой боли в придачу».

«Именно это я и хотел сказать. Даже если ты используешь боль как прикрытие, чтобы не разбираться в сложных чувствах — скажем, в своей потребности в покое, которого ты себе не позволяешь, — твоя боль, тем не менее, достаточно реальна. Об этом не стоит забывать».

«Скажем так: этим платежным поручительством можно «закрыть» лишь часть проблем».

«Именно».

Я не могу сдержать смех. Верный признак того, что сеанс подошел к концу. И как это только удается Вернеру? Ровно за пять минут до окончания сеанса уголки моих губ ползут вверх.

«А тем, что обнаруживается с помощью лупы, мы займемся в следующий раз?»

«Да. В следующий раз. Времени у тебя предостаточно».

Мы уже посвятили множество часов разглядыванию через лупу и, вероятно, проведем еще годы и годы за этим занятием. Я постепенно учусь выявлять ситуации, в которых я пользуюсь платежным поручительством Хели. Я начинаю по-другому формулировать.

Я слишком плохо себя чувствую. Не могу никого видеть .

«Мне нужен покой».

Я не могу сейчас работать клоуном.

«Мне нужны новые цели. Горе пришло в мою жизнь. Мне не по силам работа, выполняя которую, я должна постоянно смеяться».

Хочу родить ребенка. Лучше прямо завтра.

Жажду ощутить прилив жизненных сил. Жажду деятельности, которая станет их выражением. Хочу… заниматься спортом. Танцевать.

На самом деле, я — танцовщица.

Да, это определение меня устраивает.

Если тебе сегодня

Особенно не хватает друга,

Любимого друга, который

Больше не рядом с тобой, —

Взгляни же скорей на тех,

кто близко, кто рядом, на тех,

кто любит тебя.

Порадуйся моменту близости,

Обними их всех, а заодно

И друга.

Ведь главное — раскрыть глаза

И сердце,

Увидеть, оценить все то,

что есть у нас.

Порадуйся тому, что есть,

Ему на радость.

Если тебе не хватает его

Слов и смеха, которые облегчали

Груз на твоих плечах, порадуйся

Тем радостным моментам, которые

Произошли совсем недавно,

Перескажи ему и смейся

громко,

громче,

совсем

Громко. Чтобы он

Услышал тебя наверняка.

А если ищешь место, где можно

С ним встретиться, приблизиться

К нему, — немедля пригласи его к обеду.

Накрой же стол и приготовь ему все то,

Что любит он

(Вернее, что любил).

Вкушайте вместе,

За одним столом.

Зажги для него свечу,

Спой для него песню.

Пусть ангельские крылья

Получит твое сердце.

Пусть вознесет оно

Тебя к нему, к любимому,

Который

не покидал тебя

И не покинет.

Никогда.

Чем я хочу закончить?

А вот чем: признанием того, что моя история далека от завершения. Книга, которую я писала целый год, вот-вот закончится. И будет поставлена на полку. Ее строчки обретут вечный покой в кромешной тьме между двумя обложками. Ее содержание я понесу дальше, в невидимом рюкзаке, наполненном и другими подарками, на которые не скупится жизнь.

Но моя история пишется дальше — сама собой.

Вот так, например.

Шерстяной пуловер. Толстый. Старый.

Его когда-то, давным-давно, связала бабушка. Я ношу его многие годы. Я с ним сроднилась. Он для меня почти как вторая кожа. Ни за что с ним не расстанусь. Мне этот пуловер ужасно нравится, лучшего мне не надо.

Однажды случается неприятность. Пуловер рвется. И дыра так огромна, что ее не заштопать. Я вне себя. Я расстроена и даже взбешена. Но пуловер, тем не менее, продолжаю носить.

Как мне добыть новый пуловер, чтобы он был таким же теплым и мягким, как старый? Таких теперь не делают, а бабушка уже слишком стара, вязать она больше не может.

Я стараюсь не обращать на дыру внимания. Да, конечно, некоторые прохожие поглядывают на меня с удивлением, а когда дует ветер, моя спина это чувствует. Ну и ладно.