Аркадий Гайдар: Из писем и дневников

Если что нужно, то сообщи домой мой адрес. Но лучше бы без особой важности мне не писали…

Целую неделю читаю Карла Маркса, кое-что понял; других книг, чтобы не забивать себе голову, не взял.

Передай привет Косте [12] Константин Георгиевич Паустовский. . Бог знает, чем я его обидел. Но если я обидел, то нечаянно.

Крепко жму твою руку.

9 января 1938 г.

Из Одессы

(Май 1938 года)

Где ты? Кого любишь? Кого ненавидишь? С кем и за что борешься? Что ешь и что пьешь?

Я был в Ялте и Батуми. Летал в Кутаис, на обратном пути в Одессу. На время стоянки парохода опять заходил в Дом писателей в Ялте, никого там уже не застал. Я живу сейчас в домике на берегу моря. Здесь же меня кормят, усыпляют, умывают. Я работаю! Нужно в поте лица добывать трудовую копейку — это раз. Во-вторых, надо чем-то оправдывать свое существование перед богом, людьми, зверями, перед разными воробей-птицами, соловей-птахами и также перед рыбой карась, линь, головель, лещ, плотва, окунь — а перед глупым ершом и перед злобной щукой оправдываться мне не в чем.

В Одессе я пробуду, вероятно, еще с месяц. К этому времени работу думаю закончить. И знаешь — конечно, море прекрасно, — но скучаю уже я по России. Где мой пруд? Где мой луг? «Где вы, цветики мои, цветики степные?» Всех я хороших людей люблю на всем свете. Восхищаюсь чужими домиками, цветущими садами, синим морем, горами, скалами и утесами.

Но на вершине Казбека мне делать нечего — залез, посмотрел, ахнул, преклонился, и потянуло опять к себе, в нижегородскую или рязанскую.

Дорогой Рува! Когда вы едете в Солотчу? Какие твои и Косты планы? Тоскую по «Канаве», «Промоине», «Старице», и даже по проклятому озеру «Поганому» и то тоскую. Выйду на берег моря — ловят здесь с берега рыбу бычок. Нет! Нету мне интереса ловить рыбу бычок. Чудо ли из огромного синего моря вытащить во сто грамм и все одну и ту же рыбешку? Гораздо чудесней на маленькой, чудесно задумчивой «Канаве» услышать гордый вопль: «Рува, подсак!» А что там еще на крючке дрягается — это уже наверху будет видно.

Дорогой Рува! Когда я приеду в Солотчу, я буду тих, весел и задумчив. К этому времени у меня будут деньги. 100 000 рублей я заплачу Матрене, чтобы она за мой долг не сердилась, 50 000 — старухам, 250 рублей отдам Косте, которые я ему должен, 5 руб. дам тебе, а с собой привезу два мешка сухарей, фунт соли, крупный кусок сахару, и больше мне ничего не надо.

Напиши мне, Рува, письмо. Хотя бы коротенькое: как жизнь, кто где, что, почему и все это почему? Привет Вале. Если же увидишь Косту, то пожми ему от меня руку.

Сидели мы на солнышке, вспомнили и обругали тебя. Зачем сюда не едешь? Здесь жарко, всё в цвету, лежим на камнях, загораем. Рувчик, скоро вскроются реки и стаи вольных рыб воздадут хвалу творцу вселенной; ты же, старый хищник, вероятно, уже замышляешь против сих тварей зло. Увы! И я замышляю тоже!

Рувим! На земле война. Огонь слепит глаза, дым лезет в горло, и хладный червь точит на людей зубы.

(Одесса, июнь 1938 года)

Дорогой Сереженька!

По просьбе К. Д. пересылаю тебе ее карточку. Она сдала уже испытания по интегральному исчислению и по органической химии. Боится за сопротивление материалов. Сопротивляемость, говорит она, у меня и у самой-то неважная.

Верочка — все та же, холодна, красива, но глупа и думает, что Мадам Бовари до Айседоры Дункан была женою Есенина.

Я сижу крепко работаю. Меня хвалят…

Еще просьба, позвони к Никитину [14] Николай Карпович Никитин — редактор Детиздата. и узнай от него две вещи:

1) в каком положении «Барабанщик»?

2) — сложнее. Передаю тебе точный текст его телеграммы: «Телеграфируйте согласие печатать „Судьбу барабанщика“ в газете „Колхозные ребята“ Никитин».

Я ответил: — В газете печатать разрешаю. — Но потом мне показалось, что, такой газеты как будто бы нет. С другой же стороны, он точно знает, что «Барабанщик» печатается в журнале «Пионер». Значит, ни в каких журналах печатать без Бобкиного разрешения его нельзя. Я писал ему открытку. Он не ответил.