Зоя Гулинская: Антонин Дворжак

Оптимизм не покидал Дворжака и даже в преддверии катастрофы помогал ему сохранять душевное спокойствие.

2 апреля Брамса не стало. Дворжак снова отправился в Вену, чтобы отдать последний долг тому, кто помог ему выбраться из нужды и безвестности и рекомендовал своему издателю, кто открыл ему широкую дорогу на концертные эстрады Австрии и Германии, кто с первого дня их знакомства до конца жизни был ему бескорыстно преданным другом и покровителем. Рядом с Зимроком и Никишем прошел он в траурной процессии длинный путь по венским улицам до евангелического храма на Доротеенгассе, а оттуда на Центральное кладбище, где вблизи могил Бетховена и Шуберта было приготовлено место Брамсу.

После смерти Брамса Зимрок начал собирать наследие великого композитора, издавать и переиздавать его произведения. Помня, что еще в 1880 году Дворжак весьма удачно оркестровал четыре «Венгерских танца» Брамса и Брамс остался ими очень доволен, Зимрок снова обратился к Дворжаку с просьбой оркестровать фортепианные пьесы Брамса: Балладу и одно Интермеццо из op. 118 и Рапсодию из op. 119, так как знал, что Брамс сам хотел это сделать, но внезапная болезнь и смерть помешали ему.

«Не знаю никого, кого бы я попросил об этом охотнее, чем Вас, — писал Зимрок Дворжаку 8 июня 1897 года, — никто не сделает это так красиво, искусно и мастерски!.. Дайте мне ответ. Меня очень бы порадовало, если бы Вы, кто Брамса так высоко ценил и любил, взялись бы за это, — это ведь для Вас легкая и благодарная задача!»

Мы не знаем, что Дворжак ответил Зимроку. Он жил в Высокой, вдыхал аромат сада и леса. Присев на скамью, созывал к себе голубков, слушал их воркованье…

На следующий день по получении письма от Зимрока Дворжак взялся переделывать некоторые эпизоды третьего действия «Якобинца». А сочинения Брамса так никогда им и не были оркестрованы.

Адольф Шуберт, директор Национального театра, часто видел Дворжака в своем кабинете. Композитор приходил тогда, когда еще только им завершалась работа над каким-нибудь музыкально-сценическим произведением, чтобы договориться о его постановке. Приходил когда собирался переделывать старые оперы или когда шли репетиции его сочинений. Таким образом, Шуберт имел полную возможность изучить его манеры, повадки и привык к его странностям. Он знал, например, что Дворжаку бесполезно предлагать стул. Он все равно не сядет, а будет ходить по комнате, останавливаясь у письменного стола или перед окном. Случалось, во время беседы посредине фразы, не досказав мысль до конца, Дворжак умолкал. Взгляд его приобретал мечтательность. Шуберт уверял, что в такие моменты будто жаворонок влетал в душу Дворжака, начинал ему там напевать какие-то мелодии, которые композитор тут же принимался насвистывать. Спустя некоторое время Дворжак возвращался к прерванному разговору, не утрачивая его нити. Но бывало, что, также посреди фразы, Дворжак поворачивался и уходил. Шуберт и к этому привык. Он знал, что через несколько дней Дворжак вернется и скажет: «Я пришел договорить о том, о чем мы не договорили в прошлый раз». По глазам Дворжака, по часто менявшемуся выражению лица, было видно, что в мозгу его почти все время шла напряженная работа, и это делало его немного странным для окружающих. Но Шуберт с полным пониманием относился к поведению Дворжака, по-своему любил его и радовался, завидев в дверях его плотную, коренастую фигуру.

— Я только что встретил Ригера. Он сказал мне, что у вас есть какое-то «дьявольское» либретто, которое может меня заинтересовать, — выпалил однажды Дворжак, едва перешагнув порог. Он не любил тратить время на приветствия и сразу приступал к делу.

Шуберт достал из ящика тетрадь и подал ее Дворжаку. На обложке было написано «Овчар», но, просмотрев пару страниц, легко можно было убедиться в том, что не столько пастух Йирка играет там главную роль, сколько толстая, хитрая, сумевшая даже черту досадить деревенская девушка Кача, героиня популярной чешской народной сказки, которую первоначально литературно обработала Божена Немцова, а потом Йозеф Кайетан Тыл переделал в пьесу.

Дворжак забрал либретто, чтобы на досуге внимательно его прочитать, а через несколько дней в «Далиборе» появилось сообщение: «Маэстро Дворжак работает над новой оперой на текст «Черт и Кача» неизвестного автора».

Имя автора хранилось в тайне, пока не закончился конкурс на лучшее чешское либретто, проводимый Национальным театром. Когда же были опубликованы итоги конкурса, выяснилось, что автором либретто «Черт и Кача», получившего первую премию, был молодой литератор Адольф Вениг, племянник Шуберта.