Я никогда не чувствовала себя так… Все у меня внутри упало, просто рухнуло.
Бедный Боб. Мне было жалко даже не столько себя, сколько его. А тетушка продолжала настаивать, что он должен непременно уйти. Я пыталась ей объяснить:
— Ну в самом же деле! Я не собиралась с ним спать, я хотела его уложить в комнате Дрима… Он не вошел через дверь, потому что ты бы его не впустила. Ему негде ночевать, тетушка! Он спит под дверью в студии!
Но она заявила:
— Нет, нет и нет, не успеешь оглянуться, и ты будешь снова с животом, и потом еще один ребенок… и еще один, и еще… нет-нет. Господи Боже! Пусть сейчас же убирается!
Тогда я сказала:
— Ну, раз он не может остаться, то тогда и я уйду с ним. — К тому моменту я уже и сама завелась. — Знаешь, тетушка, это грех — выгонять человека в такое время и заставлять идти обратно одного по этакой темени! С ним все может случиться, его могут убить, ограбить…
— Нет-нет, — повторяла тетушка, — и не уговаривай!
Я сказала:
— Ладно, Робби, пойдем, — схватила его за руку и потащила к двери.
Но тетушка возразила:
— Стоп! Пусть лезет обратно через окно! Как вошел, так пусть и выходит!
И бедный Боб был вынужден выбираться через окно. А я вышла через дверь, причем тетушка бросила вслед:
— Дверь запирать?
— Да, конечно, — ответила я, — потому что я не собираюсь приходить обратно. Я буду ночевать с Робби, я не вернусь.
— А кто будет смотреть за дочкой, когда она проснется?
Я понимала, что тетушка пытается вызвать у меня чувство вины, поэтому не стала отвечать. Мне было все безразлично, я просто шла и думала: «Все, хватит!» Я не хотела ей грубить — это был первый раз, когда я уходила из дома на ночь, — но я и не собиралась оставлять Боба одного. Попутно я схватила одеяло — тетушкино одеяло, которое считалось моим…
Мы вышли на темную ночную улицу, и Боб спросил:
— Рита, ты уверена, что этого хочешь? Тетушка тебя завтра убьет.
Я произнесла то, что на самом деле думала:
— Мне все равно.
Мы оба были так измучены, когда наконец добрели до студии, что просто улеглись под дверью и заснули. Пока не раздался этот звук, о котором Боб рассказывал, «баау». Я лежала, вслушиваясь, и чувствовала, что Боб тоже не спит.
— Слышишь? — прошептал он, — каждую ночь это начинается около часа и продолжается до пяти или шести, без перерыва.
Я прислушалась… и потом оно, что бы это ни было, проникло в комнату — не физически, а на уровне ощущения. Внезапно я не то чтобы потеряла сознание, но не могла вымолвить ни слова. Я пыталась сказать Бобу о том, что я чувствую, но слова просто не приходили, хотя я знала, что не сплю. Потом я почувствовала жар и меня начало трясти. Тут Боб пробормотал:
— Господь милосердный, — и выбежал с криком: — Скорее, с Ритой что-то случилось!
Вскоре он вернулся со сторожем, они плеснули на меня водой, и когда я пришла в себя, то поняла, что только что произошло нечто необъяснимое.
Боб сказал:
— Я же тебе говорил, Рита, здесь творится что-то ужасное.
На следующее утро я пошла домой и начала умолять тетушку:
— Тетушка, послушай, мы должны уберечь Робби, по крайней мере, я должна. Тетушка, милая, ну пожалуйста, мы не будем заниматься сексом, ничего такого. Разреши ему некоторое время ночевать у нас в комнате Дрима, это очень важно. Ну пожалуйста!
Теперь всем, даже тетушке, стало ясно, что мы с Бобом серьезно относимся друг к другу. Я начала по-настоящему оценивать его, пытаясь решить, действительно ли он может стать мне хорошим мужем. Я не хотела совершить еще одну ошибку. Надо сказать, Боб был хорошим примером для других — «ролевой моделью», как сказали бы сегодня. Мне нравилось прежде всего то, что он видел во мне полноценную личность. Меня это очень впечатляло. «Он действительно особенный», — думала я. Это не было обычное подростковое вожделение, типа «а можно пощупать твои буфера» или «давай потрахаемся». Нет, тут было все иначе — возможно потому, что он был из деревни. У него были свои ограничения в том, что касалось этого аспекта жизни. Например, после шести или семи часов он мог себе позволить шуры-муры, но до этого времени было видно, что голова его занята другим — или музыкой, или разговорами о будущем.
Я на самом деле чувствовала, что мой бойфренд не такой, как другие парни, которые встречались на моем пути, и что я могу кое-чему у него научиться. Это было бы хорошо для меня, думала я, да и для Шэрон тоже, потому что, хоть всем в нашем доме и заправляла тетушка, но если у тебя есть ребенок, ты уже женщина — не важно, двенадцать тебе лет или двадцать. Я знала, что в будущем я одна отвечаю за Шэрон, пусть даже Боб с самого начала хорошо к ней относился. Он ее действительно любил, действительно смотрел на нее открытыми глазами. И потом, хотя я и зарабатывала немного у Коксона и могла вносить свою долю на содержание дома, это были не очень большие деньги. Боб знал это и нам помогал. Он всегда заботился о том, чтобы у Шэрон и у меня было все необходимое.
Читать дальше