Константин Евграфов - Федор Волков

Петр Лукич засопел было, да опять же Прасковьюшка тут как тут.

— Что ж, гости дорогие, не угощаетесь-то? Иль прокисло все, заковрюжилось? Хозяин-батюшка, поднес бы гостям-то.

Засиделись допоздна. А когда проводили гостей, захватил Петр Лукич со стола жбан с ядреным квасом и вслед за Федором пошел.

— Посидим у тебя малость, кваску попьем, от настойки-то отмякнем. — Он тяжело опустился на лавку, глубоко вздохнул. — Вот как время-то бежит, Федор Григорьич, а? Давно ли?.. А уж во-он какой! И Аннушка уже невеста… А мы с Федором Васильевичем совсем уж состарились. Пора, видно, и о душе думать… Ты-то что загадал дальше, Федор?

И не знал Федор, что и ответить.

— Ах, Петр Лукич, сколь я благодарен вам за все, что и сказать — слов мало! А все что-то неспокойно… И сам не знаю, чего еще-то хочу…

— Чего ж тут знать-то, Федор Григорьич! — всплеснул руками Петр Лукич. — В твои-то годы мы с Федором Васильевичем укрухи еще сбирали. А у тебя? Чего тебе еще-то надо? Все есть! Бери, владей! А уж нам с твоим батюшкой, видно, только с внуками вашими забавляться осталось. Что, Федор?.. — А засмеялся Петр Лукич, будто милости запросил.

И смех этот больно сжал сердце Федора.

— Ино доживем до лета, батюшка Петр Лукич, а там видно будет.

— И то, Федя, давай доживем…

Не дожил Федор у благодетеля своего до лета. Не успела в рощице зазеленеть березка, примчал из Ярославля Антип: Федор Васильевич Полушкин приказал долго жить…

Только добрался Федор до отчего дома и не успел еще на могилку отчима сходить, как появились нежданные гости — Матрена Федоровна Кирпичева с мужем.

Не сразу и узнал-то Федор сестру свою сводную, только по мужу ее догадался, кто пришел, — у того глаза совсем выцвели, и казалось, будто спал он на ходу. Матрена же вовсе расплылась, и маленькие глазки ее неуловимо бегали где-то под набрякшими веками. Прошелестев по комнатам черным шелковым платьем, никому не поклонившись, она подошла к Федору.

— Поговорить надоть…

Федор проводил Кирпичевых в комнату, в которой болел да и богу душу отдал Федор Васильевич. Предложил гостям сесть.

— Постоим, — шмыгнула носом Матрена. — Чай, не баре.

— Слушаю вас, — Федор отошел к окну, стал смотреть на улицу.

Матрена, видимо, не зная, с чего начать, села на лавку и дернула за поддевку супруга.

— Садись, чай, в ногах правды нету… А управу-то мы найдем, найдем уж управу-то… Закону такого нету — сироту забижать…

Федор понял: Матрена набивалась на скандал, и он не добавил хворосту в ее костер: стал внимательно наблюдать за дракой воробьев в зеленеющих кустах акации. Матрена сразу перешла к делу.

— Так вот… Супруг мой, — она ткнула локтем Кирпичева, отчего тот вздрогнул и округлил глаза, — супруг мой подал ко взысканию вексель на две тысячи рублев, который выдал ему покойный мой батюшка. Когда платить будете?

— Выплатим. — Воробьи улетели, и Федор повернулся к Кирпичевым. — Но если вы хотели получить двор вашего батюшки, то он заложен нам за полторы тысячи рублей. И срок платежа давно вышел. Будете платить?

Матрена о закладе не знала. Лицо ее покрылось красными пятнами. И даже Кирпичев сдвинул брови на переносице, пытался понять, что же за неприятность случилась. И тут Матрена не выдержала.

— Голь! — взвизгнула она. — Обакулили родного батюшку средь бела дня! Я наследница! Я, я, я! Ишь ты, заложил! Да батюшка отродясь ни грамоте, ни писать не умел, и об этом всему Ярославу ведомо! Как же эт он заложил?

— А как же он супругу вашему вексель выдал?

Матрена захлебнулась смехом и зло посмотрела на Федора.

— Сироту забижать — закону нету! И сундучок запечатанный найдем с грамотками да векселями, и управу на весь ваш выводок сыщем. Чего расселся, мозготряс! — Она зло ткнула мужа локтем в бок и шумно вышла. Ссутулившись, Кирпичев побрел за ней.

— Что за сундучок с векселями? — Забеспокоилась вошедшая Матрена Яковлевна. — Не тот ли, что под кроватью?

— Тот, матушка. Только в нем планы арендованных земель да платежные за десятину. И выбрось ты все это из памяти! Пусть у Кирпичевой голова болит. А нам теперь с братанами надо дела с заводами улаживать.