К. Осипов - Богдан Хмельницкий

Хмельницкому было хорошо известно, какие неистовства совершают и враги украинского народа и сам народ. Но потому ли, что он сам внутренне солидаризировался с яростным ожесточением народа, потому ли, что он непрочь был обессилить шляхту и дать ей такой урок, которого она долго не сможет забыть, потому ли, что он опасался, как бы обуздание экстремистов не привело к отходу от него хоть некоторых групп, а всякое ослабление было очень опасно в этой напряженной, беспощадной борьбе, — но он мало делал для того, чтобы сдержать наиболее необузданных.

Дальновидный политик, он твердо и уверенно проводил намеченную им линию. Он знал, что правительства соседних государств зорко наблюдают за ходом восстания, оберегают от «заразы» своих «хлопов» и не допустят потрясения основ в польском королевстве; его письма имели непосредственной целью успокоение этих правительств. Он знал и то, что среди панов нет единодушия и его грамоты помешают их объединению, усилят рознь и вражду. Вместе с тем он и в самом деле полагал еще, что народ должен вести борьбу только с магнатами; они, эти «королевята», являлись фактическими господами в стране, и в них видел Богдан все зло; что же касается короля, то он и не помышлял пока о свержении его власти: он стремился лишь добиться, чтобы она была возможно менее обременительной, но уничтожать ее вовсе не собирался.

С этой точки зрения истребление и разгром всего польского на Украине должны были беспокоить Хмельницкого: это был чересчур сильный удар сравнительно с теми целями, которые он в то время преследовал. Цели эти, в основном, сводились к уничтожению религиозной унии и восстановлению козацких вольностей: право владеть дедовскими участками, строить морские челны, проводить в старшúну своих кандидатов и т. п. Но для этого вовсе не нужен был такой стихийный взрыв, какой разразился на Украине. Он мог только раздражить правительство Речи Посполитой, затруднить переговоры с ним.

По всем этим соображениям Богдан и прибег к исключительно сложной и тонкой тактике. Эту тактику далеко не всегда умели понять последующие историки и тем более не могли разобраться в ней его современники.

Динамика восстания увлекает его на запад, в глубь Польши, и побуждает к энергичным действиям. Он должен считаться с этим, чтобы не восстанавливать против себя массы, а также чтобы не дать рассыпаться его плохо спаянной огромной армии; если бы она оставалась в бездействий, в ней возобладали бы центробежные силы, отпочковались бы бесчисленные загоны — и армия как грозная сила перестала бы существовать. Но, с другой стороны, он не хочет использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, всю огромную потенцию восставшего народа. Не хочет — потому что это не соответствует в данный момент его целям.

Однако даже та сила натиска, которую он считал целесообразной, должна была, как он понимал, столкнуться с упорным сопротивлением Польши; и вот Богдан начинает усыплять поляков, посылая им успокоительные письма, вступая с ними в миролюбивые переговоры, и в то же время пользуется их пассивностью для продолжения восстания. Это его тактика против поляков.

Он обращается к московскому царю, прося его принять Украину под свое покровительство, но так как он понимает, что соединение с Русским государством не может быть достигнуто немедленно, он одновременно ведет переговоры с Турцией, крымским ханом и Польшей, хотя из перехваченных писем ему известно, что Польша восстанавливает против него всех соседей и в первую очередь Московское государство.

Нужно было обладать огромной уверенностью в себе, в своем личном авторитете среди полковников и бесшабашных толп удальцов, обладать колоссальной изворотливостью и ловкостью, громадной волей и храбростью, чтобы решиться на такую опасную игру. Это постоянное балансирование на острие ножа было тем более рискованным, что Богдан, строго говоря, не имел помощников; его соратники были преданы ему, но немногие из них поняли бы всю лукавую сложность его замыслов, а некоторые из них, например Кривонос, отражавший настроения и чаяния крестьянства, попросту воспротивились бы ей. Поэтому он не считал нужным посвящать их в свои истинные намерения.

Тем изумительнее виртуозность и уверенность, с которыми недавний сотник, всего несколько месяцев назад известный лишь в узком кругу козаков, осуществлял теперь глубокую и сложную политику, управлял массами и с достоинством вел переговоры с крупнейшими европейскими державами.