К. Осипов - Богдан Хмельницкий

Личное общение с Хмельницким было нелегким делом. У гетмана был суровый нрав, он не терпел прекословия, легко раздражался и гневался, а в гневе был страшен. Выговский говорил Федору Бутурлину, что Богдан «в скорби своей ныне на всех сердитует, нрав такой имеет, а нас всех бранит, и за малое нечто подойтить нелзе».

Это было сказано в апреле 1657 года, то есть за три месяца до смерти Богдана, и его тяжелое настроение, как отметил сам Выговский, обусловливалось сознанием близкого конца. Но и до тех пор гетман держался так же властолюбиво, напоминая в этом отношении Ивана IV или Петра I. Антон Жданович раз сказал;

— Все де встрешно гетману говорить не смели, а кто б де и молвил, и тот бы жив не был.

Характерен и такой факт. Когда молдавский господарь Липул попросил полковника Глуха помочь ему, Хмельницкий запретил это сделать, потому что обращение было адресовано не к нему лично.

Можно также упомянуть, что при жизни Богдана старшúна (не говоря о простом люде) не знала «Статей», представленных московскому правительству Богдановым-Зарудным и Тетерей.

Хмельницкий выдвигал на руководящие посты преданных ему людей, особенно родственников (сыновей Тимофея и Юрия, зятя Данилу Выговского и др.), но тех, кто проявлял себя ленивым или неспособным, он безапелляционно смещал. Так был смещен в 1654 году полковник Глух, хотя его имя пользовалось большой популярностью в народе.

Правильнее всего сказать, что Богдан Хмельницкий не жалел ни себя, ни других: для достижения цели он посылал на смертельную опасность любого (включая Тимофея, к которому он был привязан, пожалуй, больше, чем к кому бы то ни было). Но и себя он не щадил. Человек большой личной храбрости, — можно сказать, бесстрашия, — он десятки раз рисковал жизнью, появлялся в опаснейших местах боя; ломал, когда требовалось, свою гордость и униженно просил то хана, то панов, то царя; брал на себя непомерное бремя единоличной власти, нес на своих плечах гигантский труд. Делал он это, конечно, не из честолюбия, а для достижения тех высоких целей, на служение которым он отдал себя. Как всякий великий политический деятель, Богдан ставил творимое им государственное дело превыше всего, и не было ничего, чем он не пожертвовал бы ради него.

Хмельницкий в высокой степени обладал одним свойством, столь необходимым каждому капитану государственного корабля: уменьем принимать решения и брать на себя всю полноту ответственности за них.

У него была огромная сила воли, железное упорство и неистощимая настойчивость. Это был также один из даровитейших администраторов и организаторов своего времени. Ему приходилось строить одновременно государство и армию в труднейших условиях жестокой войны и голода, преодолевая сильную оппозицию, укрощая анархические элементы, и все это при наличии очень малого числа опытных, образованных помощников, без признания вовне, иногда без твердой точки опоры внутри страны. Нужна была всесокрушающая энергия и вера в конечный успех, нужен был поистине удивительный дар подчинять себе несогласных и заставлять всех работать для общего дела, чтобы справиться с подобной задачей.

Нужно отметить, что Богдан, смертельный враг панов и шляхты, отнюдь не был врагом широких масс польского народа. Напротив, он стремился освободить их из-под власти шляхты; на занимаемой им территории Речи Посполитой он поддерживал польских крестьян в их борьбе против помещиков и, в свою очередь, не без основания рассчитывал на сочувствие польского крестьянства.

Человек всесторонних дарований, Хмельницкий ярко проявил их в области военной деятельности. Его репутация как полководца стояла очень высоко. Современники сравнивали его с Ганнибалом.

В деятельности Богдана Хмельницкого военное творчество украинского народа достигает своей наивысшей точки. Сражаясь в труднейших условиях, имея под начальством войско, в значительной степени состоявшее из плохо обученного и плохо вооруженного ополчения, Хмельницкий многократно разбивал лучших польских военачальников, имевших европейскую известность (Н. Потоцкого, Калиновского, Чарнецкого, Яна Собесского и других).

В его распоряжении оказался превосходный боевой материал, но материал в значительной мере еще сырой. Козаки, правда, еще до него изобрели и успешно применяли ряд построений и приемов: выше упоминалось уже о знаменитом «таборе», к этому можно прибавить оригинальное козацкое построение для атаки (лавой); то, что козаки для встречи противника «батовались», то есть строились в три шеренги; то, что в обороне козаки часто выстраивались треугольником — вместо повсеместно распространенного каре [226] Каре — линейный строй пехоты в форме четырехугольника. ; их своеобразную систему стрельбы, при которой стреляла передняя шеренга, а последняя заряжала, и чем больше было шеренг, тем выше скорострельность, и многое другое.