Филипп Голиков - Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

По письму моей сельской учительницы Лидии Алексеевны Сапожниковой взяла меня на квартиру и согласилась подготовить к экзаменам Евгения Францевна Кузьмина-Караваева. Она была широко известна в городе и брала по десять целковых в месяц. Из ее учеников редко кто проваливался. Я тоже экзамены выдержал на «пять» и был принят.

Сразу же после экзамена мы пошли в магазин Фельдмана покупать гимназическую фуражку. Мне она очень понравилась. Я останавливался около всех витрин и смотрелся в них.

Папе тоже обнова пришлась по душе. Он не знал, какой еще подарок сделать мне. В Камышлове тогда выступала украинская труппа. Отец повел меня на оперу «Тарас Бульба».

Так в один день в моей жизни произошли два больших события: я стал гимназистом и впервые побывал в настоящем театре.

Началась моя ученическая жизнь хорошо, а продолжалась без особой радости. Плохо было с деньгами: не хватало на еду и жилье. Со второго класса пришлось давать уроки.

Первыми учениками у меня были братья Дмитриевы, сыновья вдовы железнодорожного машиниста. У вдовы на руках оставалось пятеро детей. Их надо было одеть, накормить, дать какое-нибудь образование. За подготовку братьев Дмитриевых я получал 80 копеек в месяц — первый мой заработок.

Потом я репетировал сына торговца Надеина. Здесь дом был — полная чаша. А ученик — тупой, слабохарактерный. Даже вспоминать не хочется.

Затем занимался со своими одноклассниками: сыном богатой купчихи Воронковой — Николаем и сыном хлеботорговца Меньшенина — Сашкой. Николай — парень общительный, способный, но очень беспечный. На учебу ему было наплевать. Он знал, что маменькины деньги гораздо дороже школьного табеля. Сашка Меньшенин не отличался ни рвением, ни способностями. Это — типичный второгодник.

Самому мне надо было получать только пятерки: я учился на земскую стипендию и был освобожден от платы за учение. Земство давало на меня отцу по 25 рублей в год.

С одной стороны, я усваивал на «пять» гимназические науки, а с другой — невольно изучал и сравнивал жизнь людей. А в жизни чего только не насмотришься, особенно летом, когда едешь на каникулы домой. В летние месяцы я обычно работал с матерью в поле и иногда у соседей кулаков — Якова Нестеровича Пермякова и Харитона Константиновича Голикова.

А сколько в это время перечитано было фронтовых писем неграмотным солдаткам, сколько «отписано» ответов в действующую армию! И что ни письмо, то рассказ о горе, о беде.

И опять у меня возникало множество вопросов, о многом хотелось спросить. Но кого?

Были среди учителей благородные люди: математик Александр Федорович Румянцев, учитель немецкого языка Александр Петрович Клейн, словесник Виктор Михайлович Можгинский, географ Николай Федорович Дементьев, учитель пения Павел Павлович Бучельников. У них нет-нет да и проскальзывало какое-нибудь замечание насчет «порядков» в Российской империи. Однако учителя были далеки от нас. Впрочем, и теперь не с каждым поговоришь, нет, не с каждым…

Но об этом потом, а сейчас надо спать. Ведь прошлую ночь почти не спал и сегодня опять засиделся за дневником.

Нравится мне заниматься этим, вспоминать свою жизнь, которая — я теперь ясно вижу — нелегкой дорогой вела меня, но в правильном направлении — к пролетарской партии большевиков.

Странно подумать, что раньше я не вел дневник. Вот уже второй день я все мечтаю, как приду вечером домой, достану свою тетрадку и сяду писать.

Арька Рабенау спрашивает сегодня: «Ты что, как лунатик, ходишь?» Я ему ничего не сказал. Арька — мой друг. Но дневник — тайна от всех. Я только для себя пишу. А если решишь, что покажешь другим, может не получиться такая откровенность.

Все думаю о том, что у меня спросили в укоме, когда принимали в партию коммунистов.

Хорошие люди встречались мне за эти годы. Многое они мне объяснили, но и с их помощью я часто не мог выбраться из лабиринта встававших передо мной вопросов. Тогда обратился к книгам. Вместе с Арькой Рабенау, Петей и Мишей-Скворцовыми, Грибусей Доновым, Костькой Елисеевым, Шурой Комлевым и другими гимназистами я уже два года состою в литературно-философском кружке. Странно, что создать его помог нам учитель закона божия протоиерей отец Тихон Андриевский, да еще вопреки воле директора гимназии В. С. Максимова.

В кружке прочитали и разобрали некоторые произведения Достоевского, Белинского, Льва Толстого, Михайловского. Добрались даже до Гегеля. Касались и биологических тем — читали Мечникова и Спенсера. Все это сначала подорвало, а потом и совсем разрушило мою веру в бога.