Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке

– Анатолий Николаевич, я ведь театральный актер! Обижаете!

Никогда по его вине не были отложены или сорваны съемки. И это несмотря на то, что все знали, что он любит выпить. Но, как говорят многие пьющие люди (а Борис этого никогда не говорит, но свято соблюдает): на работе – ни-ни!

И мы в этом на кинокартине «Примадонна Мэри» убедились.

Закончив последний кадр картины мы объявили всем, что съемки окончены и я поехал домой. По дороге, перебирая в голове весь отснятый материал, я вдруг с ужасом вспомнил, что забыл снять один крупный план проезда Щербакова в автомобиле. Без этого кадра трудно будет смонтировать эпизод, а снять его можно только сейчас, потому что завтра утром вся группа улетала из Майами в Москву. Я тут же развернул машину и поехал в гостиницу.

– Где Щербаков? – спросил первого встречного «нашего», уже не помню кого.

– Щербаков уже все! – ответили мне. – Готов!

– Как готов?! – не понял я. – Ведь 15 минут назад мы расстались...

– А вот сразу после этого он встретил в вестибюле какую-то женщину и она угостила его кубинским ромом. Целый стакан он выпил.

Мы нашли Щербакова в каком-то подсобном помещении мотеля. Он, как говорится, не вязал лыка. Мне даже показалась, что он не узнавал никого из нас.

– Надо срочно приводить его в чувство! – сказал я. – Иначе эпизод не получится. И в Москве это доснять нельзя – машина с открытым верхом, антураж на улице...

– А как он поведет в таком состоянии машину? – спросил оператор.

– Должен повести, – сказал я. – У нас выхода нет.

– Я сяду с ним в машину только вместе с тобой, – сказал оператор, недавно только снявший гипс после аварии на съмках в Башкирии.

– Это естесственно, – сказал я, глядя на находящегося в сладком забытьи Бориса.. – Поедем мы трое.

Мы раздели Борю и отнесли его к океану, стали окунать. Минут десять Борис не держался на воде, сразу тонул, но потом стал барахтаться, а еще через минут 15, как только мы его отпускали, тут же плыл к берегу. Через час он уже более мнее связно разговаривал с нами, просил оставить его в покое, а еще через полчаса мы усадили его в машину и поехали по главной улице Майами Коллинз авеню.

– Держись разметки! – кричал я, когда машина опасно виляла.

– Не закрывай глаза! – кричал оператор.

К чести Бори нужный кадр мы сняли и оставили Бориса в отеле, пообещав больше не тревожить его.

Тут же вспомнился еще один интересный эпизод, произошедший на этой картине, уже не связанный со Щербаковым.

По сценарию герои Кокшенова и Розановой должны были ночью купаться в океане. Но в этот год вечера в феврале месяце выдались прохладные и потому мы откладывали съемку эпизода на более теплую погоду. Но вдруг Розанова сообщает, что в связи с ее месячным циклом она сможет купаться в океане только в ближайшие два дня, а потом уже нет, до самого отъезда.

Мы срочно перестроились и на следующий день, вечером начали снимать эпизод купания в океане. Отрепетировали без залезания в воду, потом дали актерам выпить для согрева московской водки и Кокшенов и Розанова с радостыми криками, поднимая холодные брызги смело бросились в океан. Все сделали четко, естесственно и, поскольку больше одного дубля мы и не собирались снимать, актеры отправились к себе в номера принимать горячий душ. Мы стали убирать световую аппаратуру, заглушили генератор постоянного тока и тут ко мне подходит оператор и говорит:

– Толь, в камере не было пленки...

По всем человеческим нормам актеров после горячего душа уже грех было тревожить. Но кино есть кино, не снимем сегодня, а завтра может быть уже снять будет просто невозможно –начнется ураган, заболеет актер, да просто у Розановой после купания в холодной воде что-то перестроится в ее цикле. И мы с оператором пошли к актерам сообщать эту неприятную новость.

– Ну что за вопрос? – сказала, бодрясь, Ира Розанова. – Раз надо – так надо!

– А Ира согласна? – спросил Кокшенов. – Ну раз согласна, тогда и у меня нет проблем.

И с теми же радостными воплями в мокрых купальниках они опять влезли в океан и беззаботно резвились в набегавших холодных волнах.

На картине «Третий не лишний» Кокшенов, любящий подшучивать над членами группы часто подкалывал Щербакова, особенно его тягу к спиртному. Боря ничего не отвечал, отшучивался, а однажды не выдержал и сказал Кокшенову:

– К твоему сведению, алкоголизм лечиться, а вот мудизм – нет!

Чем вызвал дружный хохот группы. Не знаю, запомнил ли Кокшенов этот ответ Бориса, но когда через несколько лет после этого мы снимали в Майами фильм «Когда все свои» Кокшенов во время репетиции сцены драки, нанес Борису мощный удар в солнечное сплетение. Борис согнулся, не мог дышать, мы уложили его на диван и когда он более-менее пришел в себя, то сказал: