Тамара Катаева - Анти-Ахматова

По счастью, всего удалось избежать, но в головы вводилось.

Она прочитала мне свои ответы на вопросы иностранца. <���…> Первые ее ответы показались мне чуть замысловатыми, искусственными, а дальше о детстве — чудесно. «Дикая девочка», «Меня принимали за помесь русалки и щуки».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 14

Такие сравнения уместны только в автобиографической прозе — как описание своих ощущений о детстве и своем месте среди людей. Как подложенные мысли для неизвестного автора — претенциозно. Сказала ли бы она про щуку и русалку русскому автору? А если иностранец напишет — потом можно будет цитировать.

«Л. сказала, что стихотворение это очень петербургское. И вдруг добавила: «Впрочем, про ваши стихи давно говорят, что они скорее царскосельские, чем петербургские». <���…> Она не пожелала назвать имя человека, который говорит это <���…>

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 221

Это говорит она сама. Как про дневники Сафо. Алиби авторства обеспечивается как бы уничижительностью характеристики: мол, ну надо же, как говорят — «царскосельские»! — а с другой стороны: кра-си-и-во!

<���…> Большая группа поэтов поехала в Италию по приглашению тамошнего Союза писателей, а ее не пустили, и она говорила, лукаво улыбаясь: «Итальянцы пишут в своих газетах, что больше бы хотели видеть сестру Алигьери, а не его однофамилицу».

То есть она — сестра Данте, так называют ее итальянцы!

И повторяла для убедительности, по-итальянски: «La suora di соlui» («сестра того»). Под однофамилицей подразумевалась поехавшая в Рим Маргарита Алигер, но в каких газетах писали это итальянцы, выяснять было бесполезно.

Найман добавляет:

A «La suora di colui» — это луна в XXIII песне «Чистилища», сестра ТОГО, то есть солнца.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121

Сестра солнца, сестра Данте Алигьери… это все Ахматова сама о себе. Кстати, о переводе — она-то для убедительности цитирует газету, а не 23-ю песню «Божественной комедии». А в современном итальянском языке «suora» как «сестра» употребляется только в смысле «сестра-монахиня». Когда она употребляла это выражение «для убедительности», оно могло означать только сестру — жрицу этого бога, Данте. То есть все-таки не равную. Каламбурчик-то она придумала, но, показывая ученость, скомкала его смысл.

При всей кажущейся фактографичности своей мемуарной прозы Ахматова считала уместным вводить в нее «фигуры умолчания», временами набрасывая на беспощадную реальность ту пелену забвения, которая, по мысли Борхеса, «рушит и преображает былое». В какой-то мере она оставляла потомкам «мнимые воспоминания» — может быть, самое ценное, чем владела сама.

Ольга ФИГУРНОВА. Dе memoria. Стр. 20

Но она невыносима в своем позерстве, и если сегодня она не кривлялась, то это, вероятно, оттого, что я не даю ей для этого достаточного повода.

Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 78

Это написал Пунин в самом начале их знакомства. Потом она, очевидно, расслабилась, когда увидела, что он искренне увлечен, и перестала кривляться — стало незачем. Это по-женски, конечно, понятно, ну и, наверное, простительно — у всех у нас свои приемы. Другое дело, что Пунин имел возможность лично наблюдать живую Анну Андреевну и составлять о ней свое личное мнение, а потребитель ОБРАЗА Анны Ахматовой эти позерство и кривлянье вынужден принимать за чистую монету. Он лишен возможности составить свое собственное мнение и обязан проглатывать и «великую душу», и «глубоко верующую», и «аристократку», и все — все! — что Анна Андреевна пожелала.

Все было важно — и как она писала, и как жила.

Игн. ИВАНОВСКИЙ. Анна Ахматова. Стр. 621

А вот пошли и эпиграфы к главкам: пушкинистка, религиозность, всемирная слава, равновеликость Данте и Петрарке, пожертвовавшая собой для сына мать, воплощенный героизм, возлюбленная таинственных иностранцев (это последнее как-то уж совсем по-советски, совковые «вечные ценности» — но в последние годы жизни у нее сладостнее мечты не было).

Она стала всемирно известным пушкинистом, <���…> ощутила право вступить в диалог с дантовской Музой.

Св. КОВАЛЕНКО. Pro еt contra. Стр. 16

На юбилее Данте в Большом театре она читает речь: