Тамара Катаева - Анти-Ахматова

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 102

По случаю перемены правительства она теперь сомневается и своей поездке на Запад. <���…> «Со мною всегда так, — только начнет поворачиваться судьба чем-нибудь для меня хорошим — Италия, Оксфорд! — тут случается нечто невообразимое. Всегда! Вот и сейчас: китайцы жаждут моей крови. А вдруг наше новое правительство с ними подружится? Какая же тогда моя поездка на Запад? В Сицилию, в Лондон? Между прочим, все это предсказано у меня в «Китежанке» <���…>.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 249

Миру стоять или мне, Анне Андреевне, чай пить?

2 декабря 63.

<���…> 29 ноября в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья о Бродском — статья страшная: называют его «окололитературным трутнем», «тунеядцем», а у нас тунеядство — обвинение нешуточное, могут и выслать и посадить. <���…> Анна Андреевна встревожена и от тревоги больна. <���…> Терзается: она полагает, что в глазах начальства Бродскому повредила дружба с нею. «Будут говорить: он антисоветчик, потому что его воспитала Ахматова». «Ахматовский выкормыш» <���…>.

Я прочла валяющуюся на столе статью и уверила Анну Андреевну, что упрек в ахматовщине там начисто отсутствует <���…>.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 112

Однако посему ей надо от Бродского отдалиться. Якобы чтобы не вредить далее ему. Ну и себе спокойнее.

Мне довелось записывать на пленку многих литераторов. Но кажется, с того памятного дня, когда я однажды записывал Анну Ахматову, мне уже никогда не приходилось иметь дело с поэтом, который бы так ясно представлял себе, что читает стихи не только собеседнику, кто сейчас сидит перед ним с микрофоном — но читает для многих будущих поколений. Чувство будущих читателей было у Ахматовой очень сильно.

Л. А. ШИЛОВ. Звучащие тексты Ахматовой. Стр. 231

Среди ивняка, без каких-либо признаков причала, нас ждал кто-нибудь из семьи на тупоносой плоскодонной лодке. Однажды, провожая Ахматову, я как-то не успел вовремя подать ей руку помощи, и она, выходя на крутой бережок, чуть-чуть оступилась; на лице ее мелькнула на секунду тень испуга, но я уловил, что Ахматова испугалась не падения, а возможности оказаться в смешном положении. Подобной возможности она допустить не могла.

С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 282

Она считает, что ее великую жизнь все рассматривают в телескоп.

Бедный мой разводик! Думал ли он, что ему будет такая честь, что через сорок лет он будет выглядеть как мировой скандальный процесс.

Анна АХМАТОВА. Ахматова и борьба с ней. Стр. 242

Да полно! Никто его не считал мировым скандальным процессом — никто.

Анна Андреевна: Мне позвонил Сурков. <���…> Я у него спросила: можно ли будет мне из Англии съездить в Париж? «Да, — ответил он, — я видел ваше имя в списке, составленном Триоле». <���…> При свидании я ему объясню: я могу быть гостьей Франции, но не Триолешки».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 271

«Грубость апокалипсическая! Секретарша называет меня Анной Михайловной. <���…> Эта баба прислала мне письмо с надписью на конверте: «А. Ахматовой». Я этот конверт храню».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 55–56

Эпилог «Реквиема». Это совсем противоположный смысл, чем «…я памятник себе воздвиг нерукотворный».

<���…> Созерцание своей живой еще славы, сознание своей силы и укрепили в Анне Андреевне ее гордыню, <���…> это было обоснованное, <���…> но все же более, чем хотелось бы, подчеркнутое чувство своей значительности. <���…> Разговаривать с нею о литературе и о чем угодно всегда было интересно и приятно, но нередко как-то невольно она направляла беседу к темам, касающимся ее лично — ее поэзии или ее жизни <���…>.

Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 119–120

Ахматова несла, как нелегкий груз, окрепшее бессознательно и сознательно величие, которое никогда не покидало ее.

С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 284

Подписываться (если пишет не самым близким) «Константин», «Николай», «Александра» может только тот, кто по определению может обойтись без фамилии.