Александр Ба­бо­ре­ко - Бунин. Жизнеописание

Через месяц от воспаления Бунин поправился. Все же полного выздоровления не было. А в квартире стоял холод. Дни его болезни прошли для Веры Николаевны в изнурительных заботах. «У нас ведь топится только комната, где живет Ян, то есть столовая, а в остальных бывало очень прохладно <���…>, — писала она М. С. Цетлин 8 февраля 1946 года. — Я больше двадцати дней не раздевалась, спала около Яна, на той же постели. Приходилось иногда раз пять в ночь подыматься. Теперь уже сплю у себя, и ночью меня он не тревожит. Доктор Казас нашел, что болезнь Ивана Алексеевича „от расстройства всего организма“. Ян очень исхудал, ноги — палочки. Стараюсь доставать все, что можно. Но что это стоит! Не успеваю менять „пятитысячники“».

Двадцать первого июня 1946 года был опубликован в Париже в специальном выпуске «Союза советских патриотов» указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1946 года о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих во Франции. Тридцатого июня перед эмигрантами выступил с речью А. Е. Богомолов. На этом собрании были Зуров, Тэффи, Н. В. Кодрянская. Зуров потом рассказывал Буниным, что приходилось вставать двадцать раз; от всего собрания послали приветствие советским властям. Зуров писал автору этой работы 12 августа 1966 года:

«Иван Алексеевич не присутствовал на вечере в зале (театральном (Iéna), где советский посол А. Е. Богомолов торжественно (после долгой речи) вручал б. эмигрантам советские паспорта)». Бунин, разумеется, советский паспорт не брал, Вера Николаевна в одной из статей впоследствии опровергала лживые слухи на этот счет.

Многие были взволнованы, кто-то хотел уехать, другие с ними спорили, у кого-то происходил даже разлад в семье между сторонниками и противниками репатриации. Активизировались советские агенты, впоследствии разоблаченные сотрудники НКВД — ГПУ — враги Бунина: Николай Яковлевич Рощин (о нем сказано выше); Антонин Петрович Ладинский, после войны — «советский патриот», выслан из Франции в 1948 году, вернулся в СССР в 1955 году; Владимир Сосинский, Алексей Эйснер [1008] Книжное обозрение. 1991. № 6. 8 февр. ; Лев Дмитриевич Любимов, в 1940-е годы — «советский патриот», в 1948 году выслан из Франции, приехал в Москву в 1957 году; Василий Васильевич Сухомлин был разоблачен как многолетний советский агент, уехал в СССР [1009] Новый журнал. Кн. 150. С. 182. .

Эти журналисты, а также Дмитрий Михайлович Одинец, редактор газеты «Советский патриот», вернувшийся в СССР, из тех, о ком Бунин сказал, что они «по своим убеждениям, или по обязанностям, то и дело и всячески хулят, порочат в своей печати эмигрантов» [1010] Письмо Бунина — М. С. Цетлин I января 1948 года (ЛН. Кн. 2. С. 403). .

За Буниным велась слежка, это видно из материалов МИД СССР, ксерокопии которых предоставил нам артист кино Д. Е. Черниговский. Делались официальные запросы из Москвы посольским работникам о его настроениях и о том, что он пишет, печатает; в ответ шли донесения, пускались в ход фальшивки с жалкой попыткой подделать его почерк. А. А. Гузовский, приславший машину, чтобы отвезти Бунина к Богомолову, как видно из его письма заведующему первым европейским отделом Народного комиссариата иностранных дел СССР С. П. Козыреву, обыкновенный шпион. Омерзительно прикасаться к переписке 1945–1946 годов таких чинов, как председатель правления ВОКСа (Всероссийского общества культурных связей с заграницей) В. Кеменов и заместитель народного комиссара иностранных дел СССР В. Г. Деканозов, читать их просьбы сообщить «сведения», «характеристику», вранье о том, будто Бунин заявлял о желании приехать в СССР.

После ухода из жизни Бунина не оставили в покое его вдову Веру Николаевну. Об этом с некой даже гордостью рассказал бывший дипломат-шпион в «Воспоминаниях советского разведчика», напечатанных в «Литературной России» [1011] Литературная Россия. 1990. № 42. 19 октября. , его высмеял Л. Лазарев в «Литературной газете» [1012] Литературная газета. 1990. № 48. 28 ноября. .

Власть, обладавшая мощным репрессивным аппаратом, способным проникать и в зарубежье, не знала, как справиться с писателем, — как его приручить или запугать, — обладавшим во всех цивилизованных странах огромным авторитетом. Уехать в советский «рай» он не захотел, тогда пытались, с помощью своих агентов, оболгать его, показать миру таким, каким хотелось Москве видеть его: идейно порвавшим с эмиграцией.