Валентин Булгаков - Л. Н. Толстой в последний год его жизни

Скипетров пришел ко мне от Сережи Булыгина, которого он уже знал. Вынул и показал мне в высшей степени ласковое и трогательное письмо Толстого к нему… [24] Вероятно, письмо от 9 июля 1909 г. с признанием: «Мне хочется знать о вас, потому что полюбил вас» (т. 80, с. 11). Сам страшно кашляет и, видимо, устал и ослаб после пройденных двенадцати верст. На мой вопрос, здоров ли он, Скипетров прямо ответил, что нет, что у него чахотка. Ему трудно было продолжать разговор, и он лег отдохнуть. И лежа все кашлял.

Потом он рассказал о своих встречах со Львом Николаевичем. Их было, кажется, всего две. Первая отличалась необыкновенным душевным подъемом как у Скипетрова, так и у Льва Николаевича. Оба они, по словам Скипетрова, сидя на садовой скамейке, плакали и не могли от слез говорить… Скипетров, сам необыкновенно, как это говорят, «душевный» человек, рассказал Льву Николаевичу историю смерти своего отца, говорил о радостных ощущениях силы жизни, несмотря на болезнь, о красоте природы… и Лев Николаевич плакал.

Когда мы приехали в Ясную Поляну и я сказал Льву Николаевичу, что приехал и хочет видеть его Скипетров, «которому вы писали», Лев Николаевич сейчас же вспомнил его.

— Да, как же, как же! — воскликнул он. — Я его помню по нашей беседе в парке… Пожалуйста, просите его!

Я сначала сдал Льву Николаевичу свою работу. Он поразился, что я выбрал ему о неравенстве шестьдесят мыслей.

— Я ничего подобного не ожидал! Я только две мысли выбрал пока из «Круга чтения»… Откуда вы выбирали?

Я ответил, что преимущественно из «свода» его мыслей, составляемого Чертковым и Ф. Страховым, а затем из Хельчицкого и особенно Карпентера; кроме того, по одной мысли от Л. Шестова и H. Н. Страхова [25] «Свод мыслей» Толстого о социальных, философских и нравственных проблемах Чертков начал составлять в 1889 году, Ф. А. Страхов включился в эту работу в 1907 году. «Свод» не был завершен и издан, но при составлении сборника «На каждый день» использован. Вошли туда также изречения Э. Карпентера из книги «Цивилизация, ее причина и излечение» (Лондон, 1895) и П. Хельчицкого из его сочинения «Сеть веры» (М., 1907). .

Снова Лев Николаевич повторил, что хочется ему скорее кончить работу.

Над «доступным» «На каждый день» я работаю с любовью, — говорил он, — а тот (должно быть, предназначавшийся «для нашей братии, интеллигентов». — В. Б.) мне надоел, и хочется скорее пустить его как есть! Пришедший затем Скипетров рассказал Льву Николаевичу о своих переживаниях в прошлую осень, когда в нем совершился переворот в сторону свободнорелигиозного мировоззрения. Между прочим, Скипетров говорил, что отчасти под влиянием его болезни — туберкулеза легких — он испытывает иногда душевные страдания. Кстати, все это он прежде уже говорил мне, и потому я не выходил из комнаты.

— Вот на это я вам скажу, — начал Толстой, — что бывает со мной, в мои восемьдесят два года, и раньше бывало… У меня болит печенка, и оттого многое, что прошло бы незаметно при нормальных условиях, останавливает меня, служит препятствием… Оттого, я думаю, что и у вас было то же, то есть ваши душевные страдания зависели от вашей тяжелой болезни. Вообще физическая сторона в человеке часто оказывает большое влияние на духовную.

— Недавно, — продолжал Лев Николаевич, — я получил большое письмо от заключенного в тюрьму Калачева [26] П. В. Калачев, осужденный в 1908 году за отказ от военной службы Киевским военно-окружным судом на четыре года арестантских отделений, в письме от 17 января описывал свою трудную тюремную жизнь, благодарил Толстого за оказанное на него духовное влияние , все проникнутое радостным настроением, духовным подъемом… И все так себя там чувствуют. Это понятно. В четырех стенах, в тюрьме, где больше ничего делать не остается, ничто иное невозможно, — духовное сознание пробуждается и растет все больше и больше… Калачев о поселенцах пишет, что один из них говорил: «Ворону гораздо жалчей убить, чем человека, — с нее ничего не возьмешь, а у человека хоть плохая одежда, да на рубль возьмешь»… И вот каторжники, матерщинники, во вшах, а духовному состоянию их прямо завидуешь!

Скипетров заметил, что он все‑таки не чувствует себя достаточно укрепившимся в религиозных взглядах, в вере в бога, не уяснил себе всего окончательно.

— Душа моя, — порывисто и горячо воскликнул Лев Николаевич, — да ведь в этом вся жизнь!..

Затем на вопрос Скипетрова о том, признает ли Толстой в науке самостоятельные теоретические вопросы, помимо их прикладного значенйя, как, например, открытия астрономии и т. п., Толстой ответил: