Андре Моруа: Жорж Санд

Ипполит Тэн — Жорж Санд, 30 марта 1872 года: Живите еще долго для нас; помимо того, что задумано вами, что продиктовано вам сердцем, дайте нам то, о чем я вас просил: произведение более доступное для народа и более светлое; это будет проповедь, увещание для людей раненых и разбитых, призыв, ободрение, которого ждут французы; они не желают более слушать социальные тезисы, даже нравственные тезисы — никаких тезисов, но хотят слушать искренние и благородные голоса таких героев, как хозяин Фавилла, Шампи, Вильмер, чтобы почерпнуть в них уверенность, что есть мир героический, по крайней мере в пределах возможного; и что, хотя бы немного возвысившись, наш мир мог бы быть на него похожим…

Короче, он хвалил ее за то, что она спасает веру, надежду и милосердие. Она этим была восхищена и изумлена, «потому что Флобер, который от всего сердца любит меня как друга, не столь любит меня как литератора. Он не находит, что я на правильном пути, и он не единственный из моих друзей, которые считают меня скорее доброжелательным человеком, чем художником…»

Бедняга Флобер не успокаивался. Он с пеной у рта говорил о политике. Его преследовала «клика Гольбаха», и комедии его «Кандидат», «Слабый пол» провалились со страшной силой. Людям, обладающим хорошим вкусом, не было места в этом мире. Однако он продолжал верить в искусство для искусства, в точно найденное слово, в ритм фразы, в блестяще отделанное произведение. Для него не имело значения то, что было сказано, если это было сказано хорошо. Санд его нежно бранила: «Ты только ищешь хорошо составленную фразу; это кое-что значит, но это не все искусство, это даже не половина его». Она умоляла его приехать в Ноан, снова предаться веселью, найти новые силы в той любви, которую испытывает к нему их семья.

«Не все ли равно, что у тебя сто тысяч врагов, раз тебя любят два — три хороших человека!»

Но в 1872 году он отказывался от этого. Напрасно Полина Виардо, с которой он часто виделся, хотела увезти его; он предоставил ей уехать в Ноан одной с двумя Полиночками — Марианной и Клодиной Виардо. То был короткий, но прекрасный визит. Как во времена Листа, как во времена Шопена, в Ноане царила музыка.

Дневник Жорж Санд, 26 сентября 1872 года: Какой день, какое волнение, какое ясновидение в музыке! Полина поет днем и вечером… Она необычайна, удивительна, несравненна. Я плачу, как теленок… Лоло жадно слушала музыку. Девочки Виардо пели прелестно… Кристальные голоса. Но Полина, Полина, какой гений!..

1 октября 1872 года: Полина заставляет петь своих девочек и поет с ними переложенное ею в трио Фра Галина; это очаровательно. А потом она поет Альцесту: «Божества Стикса…» Это прекрасно, прекрасно! Трепет, неистовое волнение. Я пьянею от этого. Это мешает мне думать обо всем другом…

2 октября 1872 года: Полина поет немного и обещает повторить вечером. После обеда организуются шарады. Лоло участвует: она изображает собаку… Она очень мила и уходит в разгар игры, не говоря: «Уф!..» Это продолжается до десяти часов, а затем Полина поет «Панчито» и пять или шесть испанских восхитительных вещей, «Весну» Шумана и еще «Леди Макбет» Верди, от которой я не безумствую, но как хорошо она это поет! Потом финал «Сомнамбулы» и «Орфей». Это идеал, она передает радость и скорбь…

Наконец на пасху 1873 года глубокочтимый отец Крюшар, как прозвал себя Флобер, совершил паломничество в Ноан, и Тургенев к нему присоединился. Его посвятили во все безумные обычаи дома. Неистовые танцы. Все переодеваются по три раза в день. Флобер кончил тем, что переоделся в костюм андалузской танцовщицы и протанцевал что-то вроде фанданго: «Он очень смешон, но задыхается через пять минут. Он гораздо старее меня! У него всегда чересчур работал мозг в ущерб плоти. Наш содом его оглушил…»

Дневник Жорж Санд, 17 апреля 1873 года: Все прыгают, танцуют, поют, кричат, надоедают Флоберу, которому всегда хочется прекратить всю эту суету, чтобы говорить о литературе! Он выбит из колеи. Тургенев любит шум и веселье. Он такой же ребенок, как и мы. Танцует, вальсирует; какой он добрый и славный — этот гениальный человек! Морис великолепно читает нам «Балладу ночи». Имеет большой успех. Он ошеломляет Флобера на каждом шагу…

18 апреля, 1873 года: Оживленная, остроумная болтовня Флобера; но он хочет говорить один; и Тургеневу, который гораздо интереснее его, с трудом удается вставить словечко. Вечером, до часа ночи состязания всякого рода. Наконец прощаются. Завтра утром они уезжают…