Виталий Никольский - Аквариум-2

Очевидно, мои предки при предварительной проверке не вызвали сомнений в надежности и добропорядочности, хотя пролетарским их происхождение назвать было явно нельзя. Матушка моя — сельская учительница, а отец — дьячок деревенского церковного прихода. Стигга представил меня комбригу Туммельтау. В разговоре со мною они обрисовали всю сложность будущей профессии, ее крайнюю важность для государства и армии, романтику пребывания на заданиях в капиталистических странах, а также напомнили о большой чести и доверии, выпавших на мою долю. Два комбрига так умело подействовали на мои патриотические чувства, что я без колебания согласился поступить на службу в это «таинственное» учреждение, куда партия и командование направляют только лучших из лучших. Когда же они заявили, что мои скромные инженерные познания будут особенно полезны на новой службе, последние сомнения в целесообразности поступления в разведку пропали, и я, заполнив несколько анкет, вышел из маленького особняка во дворе дома № 19 по Большому Знаменскому переулку в полной уверенности, что решение принято правильное. Кстати, знания инженера-химика за три десятка лет службы в разведке мне не потребовались. Весь комплекс оперативно-тактических и специальных дел пришлось осваивать в последующем самостоятельно, как говорят, без отрыва от производства.

Как мне стало известно позже, рекомендовали меня в разведку мои однокашники А.А.Коновалов и К.Л.Ефремов, попавшие в поле зрения отдела кадров разведслужбы несколько ранее.

По окончании академического курса, к моему удивлению, я был назначен приказом НКО не в разведку, а на должность помощника начальника химслужбы 43-й стрелковой дивизии, штаб которой находился в городе Великие Луки. В Разведуправлении мне сообщили, что это дело временное и пока мне необходимо ехать к месту новой службы, оставив жену в Москве.

По наивности я не предполагал, что проверка молодого советского человека, прожившего 25 лет на виду у всех, потребует столь длительное время, а она, эта проверка, продолжалась около года. Скорее всего, дело было не в моей персоне, а в том, что за этот период были репрессированы один за другим начальники Разведуправления комкоры Урицкий, Берзин, Никонов, а затем Гендин и Орлов. Посадили как врагов народа и лиц, беседовавших с нами в РУ. Поэтому разведке было не до нас.

В ту пору мы этих деталей не знали и считали, что все идет строго по плану. Утешало также и то, что я не был одинок. Константина Ефремова, раньше меня оформлявшегося в то же ведомство, направили помначхимом куда-то в отдаленный гарнизон на Дальнем Востоке.

Летом 1937 года штаб 43-й стрелковой дивизии дислоцировался в Великих Луках, а полки и дивизионные подразделения в городах Себеж, Идрица, Опочка, Пустошка вдоль границы с Латвией. Дивизия входила в пограничное прикрытие первой линии и считалась одной из лучших в Ленинградском военном округе. Командовал ею полковник Смирнов, начальником штаба был майор Викторов, начхимслужбы, к которому я поступал в прямое подчинение, майор Степанов. Он, как и большинство старших командиров штаба, участвовал в гражданской войне. Сейчас его использовали в основном по оперативно-тактической подготовке, для работы во всевозможных комиссиях. Руководство дивизии не без оснований считало, что хим-подготовка не самый главный участок в боевой учебе. Приоритетными направлениями были политическая, тактическая и огневая подготовка. И это было совершенно правильно.

Армию в ту пору можно было в прямом и переносном смысле назвать гигантской школой, где все — от рядового бойца до старших и высших командиров — учились, причем многие не только науке побеждать, но и элементарной грамоте. Весь личный состав вооруженных сил проходил за время службы большую политическую школу и приобретал прочные знания, в практической необходимости которых ни у кого не возникало сомнений. Всячески поощрялись занятия бойцов в вечерних средних школах, а для командиров — в заочных отделениях высших учебных заведений.

Относительная малочисленность армии, которая к концу тридцатых годов не достигала миллиона человек, позволяла мобилизационным органам призывать в нее лучшую часть молодежи.

Здесь я не могу удержаться от небольшого замечания. Вдумайтесь только, уважаемые читатели: наши вооруженные силы насчитывали всего миллион, как тогда называли, бойцов и командиров. И это в то время, когда, по версии Резуна, Кремль якобы начал подготовку к превентивной войне против гитлеровской Германии. Да разве мы были в состоянии совершить агрессию? Это означало бы самоубийство.