Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

На трибуне в какой-то момент у нас с Леонидом Ильичом состоялся короткий разговор, и я обратился к нему с просьбой о приеме. Назвал тему, получил согласие. Встреча состоялась в декабре, Брежнев опять слушал меня внимательно. Просмотрел все расчеты и схемы, задал много вопросов и попросил оставить материалы, в том числе таблицу о засухах за последние 100 лет. Вскоре состоялось заседание Политбюро, на которое меня даже не стали приглашать, ибо сам Брежнев сделал информацию о планах строительства канала, заметив при этом, как мне передали, что «надо поддерживать новых, молодых руководителей, которые ставят вопрос крупно, по-государственному».

7 января 1971 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление об ускорении строительства Большого Ставропольского канала и оросительно-обводнительных систем. Были отпущены большие средства, стройку объявили Всесоюзной ударной комсомольской, в край двинулись десятки тысяч молодых людей, направлена необходимая техника. Особую задачу — строительство трех тоннелей — решали строители Метростроя. Темпы работ были высокими, уже в 1974 году мы праздновали первые успехи: в апреле — сбойку тоннеля под Крымгиреевскими высотами, в ноябре — пуск второй очереди БСК.

До завершения строительства канала — всех его шести очередей — было еще далеко. Но уже надо было думать и о других элементах перспективной программы, в частности о выборе оптимальной для наших мест системы земледелия. Разговор об этом на пленуме крайкома мы начали еще в ноябре 1970 года. И тогда казалось, что все обстоит достаточно ясно: используем поливные земли под пшеницу. Но было и другое предложение: разместить на поливе кормовые культуры, в частности люцерну, которая могла дать здесь за сезон до пяти урожаев. А для производства пшеницы перейти на так называемое «сухое земледелие», предполагавшее комплекс агротехнических мероприятий, основой которого было введение и грамотное использование паров. Эту позицию поддерживали и продвигали ученые Ставропольского научно-исследовательского института, который тогда возглавлял Александр Александрович Никонов, впоследствии ставший президентом Всесоюзной сельскохозяйственной академии им. В.И.Ленина.

Такого рода эксперимент проделал без всякого шума в своем колхозе Николай Терещенко. Как только орошение подошло к полям колхоза, он переместил на полив люцерну и кукурузу, а освободившуюся землю превратил в пары, доведя их до 15 процентов пахотных угодий. Результаты сказались довольно скоро. В засушливые годы, когда хлеб у всех горел, колхоз Терещенко собирал пшеницы примерно по 20 центнеров с гектара. А в более удачливые годы, когда хозяйства получали 20–25 центнеров, в колхозе Терещенко — минимум 35.

Казалось бы, все ясно, именно по такому пути мы и должны двигаться. Но стоило лишь завести разговор на этот счет, как тут же нам напомнили: это противоречит линии Центрального Комитета, в его решениях Северный Кавказ назван зоной выращивания пшеницы на орошаемых землях. Возник непреодолимый по тем временам барьер, никакие аргументы в расчет не принимались. Но, как у нас говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.

В 1975 и 1976 годах на Ставрополье вновь обрушились жесточайшие засухи. Редко случалось, чтобы засухи повторялись два года подряд, ну а чтобы оба года сопровождались еще сильными морозами и весенними пыльными бурями — такое на Ставрополье за 100 лет наблюдалось всего лишь три раза. 1975 и 1976 годы как раз вошли в это число. Особенно тяжким был 1976 год. На половине площадей посевы выгорели полностью: зерновые, кукуруза, бобовые, травы — сгорело все. В предчувствии беды крестьяне начали бросать дома, землю, переселяться в пригородные районы, в соседние республики. Встал вопрос о прекращении деятельности 127 колхозов, а это в крае — каждый третий.

29 мая я вылетал из Ставрополя в Арзгирский район — в зону засухи. Там я должен был встретиться с руководителями колхозов и совхозов. Летел с Тарановым на «кукурузнике» (АНТ-12) совсем низко над землей, и на протяжении почти всех трехсот километров под нами расстилались выгоревшие поля. Лишь там, где были какие-то локальные источники влаги, ярко зеленели небольшие оазисы, а вокруг и дальше до горизонта — сплошная чернота.

Тяжелые мысли не покидали меня. Что сказать людям? Степняки — народ особый, закаленный и прямой в суждениях. Не случайно из этих мест выходило много крепких руководителей: уж если здесь человек добивался успеха, ему можно было поручать любую работу. После приземления отправились на встречу в Дом культуры. Вошли в зал. Люди испытующе смотрели на нас.