Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

Словом, моей главной целью было подвести страну к такому этапу, когда любая подобная авантюра обречена на провал; сохранить, вопреки любым трудностям, курс преобразований; удержать развитие общества в конституционном русле.

Преступная авантюра

На днях, когда я уже редактировал этот раздел мемуаров, пришла неожиданная новость, относящаяся к событиям зимы — лета 91-го. «Новая ежедневная газета» в номере от 18 февраля 1994 года опубликовала материалы Павла Вощанова, бывшего пресс-секретаря Президента России. Воспроизведу один абзац: «Это было на рубеже зимы и весны 1991 года. Ельцин только что выступил по Центральному телевидению, потребовав отставки Горбачева. В Кремле это было воспринято по-разному. Кое-кто, видимо, решил сыграть на противоречиях двух лидеров и заручиться поддержкой российского… Несколько дней спустя ко мне обратилось одно из доверенных лиц союзного вице-президента с предложением: надо организовать конфиденциальную встречу Ельцина и Янаева. Мол, Горбачев ни на что не способен… Страна гибнет… Надо спасать… Доложив об этом и получив отказ, тем же путем довел наше решение до адресата. Ответная реакция не заставила долго ждать: «А вы, ребята, не ошибаетесь? Смотрите, не пришлось бы жалеть. И очень скоро».

Итак, Янаев, которого я настойчиво продвигал в вице-президенты, меньше чем через год встал на путь предательства. Характерно и то, что Ельцин, отклонив предложение Янаева о сговоре против Президента СССР, тем не менее не довел до моего сведения ни в тот момент, ни впоследствии факт подобного к нему обращения. Наверное, оставлял про запас, вдруг еще пригодится.

Начиная с вильнюсских событий и вплоть до августа не прекращалось давление крайне правых и крайне левых на президента с целью толкнуть его на чрезвычайные насильственные меры. Отчетливо видя это, не думая об опасности лично для себя, я стремился выиграть время. Был убежден, что после заключения Союзного договора и реформирования партии обозначится коренной перелом к лучшему, жизнь войдет в нормальную колею, начнут решаться проблемы, на которых спекулируют оба политических «края».

То, что, несмотря на все злобные нападки, при всех допущенных мною просчетах, удалось добиться согласия по ключевым вопросам нашего развития, конечно же, давало основание, как принято говорить, для «осторожного оптимизма».

Линия поведения консервативного крыла в партийном руководстве давно просматривалась. И все же — что непосредственно подтолкнуло их на явную авантюру? Раздумывая над этим, я прихожу к выводу, что «последней каплей», переполнившей чашу терпения, стало опасение утраты личной власти.

В самом конце июля, уже перед моим отъездом в отпуск, я встретился в Ново-Огареве с Ельциным и Назарбаевым. Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза.

До сих пор мы исходили из того, что за Договором должна последовать разработка Конституции, для чего потребуется месяцев шесть, а после ее принятия — избрание новых органов власти. Так вот, возник вопрос, уместно ли откладывать надолго выборы. Ельцин и Назарбаев были за приведение структуры союзных органов в соответствие с Договором, не откладывая дела в долгий ящик, так как дезинтеграционные процессы во всех сферах общества нарастают, приобретают опасный характер. Договорились все это обсудить с руководителями других республик.

Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.

В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы Кабинета. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность, если союзный Кабинет министров будет иметь возможности для самостоятельной работы. Говорилось о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти — заместителей премьера и особенно руководителей ключевых министерств. Конкретно встал вопрос о Язове и Крючкове — их уходе на пенсию.

Вспоминаю, что Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.