Петр Болотников - Последний круг

Но это мы вперед заскочили. А в 55-м я неплохо выступил на Спартакиаде Вооруженных Сил во Львове. Я тогда впервые бежал с Куцем. Володя был блестяще подготовлен. Все мы это знали и думали лишь о втором месте. Никто даже не пытался тянуться за чемпионом Европы. И я в том числе. При всем честолюбии о соперничестве с Куцем я тогда и не помышлял. Володя бежал в своем сумасшедшем темпе и установил рекорд СССР — 29.06,2. Вторым был Иван Семенов (31.00,8), а я занял почетное для себя третье место (31.01,0).

Пришло время увольнения в запас. Я стал работать инструктором по легкой атлетике Московского городского совета ДСО «Спартак», занимался проведением соревнований и прочей оргработой. Естественно, и сам тренировался в «Спартаке». Условия для занятий были похуже, чем в армии. Зимой спартаковские стайеры бегали в узком и длинном стрелковом тире на Баумановской. Температура там никогда не опускалась ниже плюс 30 градусов. Но времени у меня было побольше, чем прежде, и, готовясь к сезону 1956 года, набегал в день по 12–15 километров.

Весь 1956 спортивный год проходил под знаком предстоявших Олимпийских игр в Мельбурне и I Спартакиады народов СССР. Я не строил далеко идущих планов, но предполагал, что смогу бороться за поездку в Мельбурн. Первые старты меня не разочаровали. Я довольно легко стал чемпионом московского «Спартака» в беге на «полуторку» и «пятерку», а потом выиграл профсоюзную спартакиаду Москвы на 5-километровой дистанции. Меня включили в сборную Москвы для выступления на Спартакиаде народов СССР.

В дни спартакиады я близко познакомился с Владимиром Казанцевым, первым нашим рекордсменом мира в беге на 3 тысячи метров с препятствиями. Мы жили в одной комнате. Володя оказался очень милым и открытым человеком. Он уже заканчивал свою славную спортивную карьеру. За четыре года до того он завоевал серебряную олимпийскую медаль в Хельсинки, несколько раз был чемпионом и рекордсменом страны на разных дистанциях. И вот приходит время расставаться.

Но уходил из спорта Владимир Казанцев достойно. Несмотря на свои 34 года, он был в отличной форме. От сезона к сезону улучшал результаты. Однако Казанцева поджимал молодой Семен Ржищин, который в 1955 году стал чемпионом страны. Чем ближе был день старта, тем мрачнее становился Володя. Все чаше повторял он: «Нет, Семена мне не обыграть!» Как-то признался: «Ухожу из спорта, будто ухожу из жизни». Все это производило на меня тяжелое впечатление.

На спартакиаде я бежал в очень сильной компании, впервые вышел на старт, где собрались все сильнейшие стайеры страны. Помню, переодевались мы все в одной комнате под трибунами только что построенного стадиона имени В. И. Ленина. Ни обычных в таких случаях шуток, ни трепа. Я и подавно молчал, сознавая свою малость рядом с такими мастерами, как Куц, Ануфриев Протонин.

Да, был я в такой компании самым молодым и вообще перворазрядником. Тем не менее побежал весело. На Куца даже не смотрел, решал свои проблемы. Была у меня такая тихая задача — попасть в тройку призеров. Во-первых, почетно — медаль. Во-вторых, появляются шансы ехать на Олимпиаду.

Не стану долго рассказывать — я был третьим (14.12,6) после Куца (13.42,2) и Ивана Чернявского (14.05,0). Однако это еще не все. Устроили нам прикидку — Чернявскому, Александру Ануфриеву и мне. Двое первых едут в Мельбурн. Но должен признаться, что я, как самый молодой, был поставлен в более благоприятные условия, чем Ануфриев, хотя и проиграл ему на «десятке», где был четвертым. Саша, чтобы поехать в Мельбурн, должен был выиграть у нас с Иваном. Это сделать он не сумел, был третьим. А первым — Чернявский.

Об Ануфриеве я много слышал, прежде чем увидел его своими глазами. В газетах писали в 1952 году, что столяр-краснодеревщик из Дзержинска произвел сенсацию, завоевав бронзовую медаль в первом же состязании мужчин на Олимпийских играх в Хельсинки. Ануфриев был тогда третьим в беге на 10 тысяч метров. Мы еще не представляли толком, что такое Олимпиада, еще не научились оценивать себя мерками великих атлетов мира. Зато на каждом стадионе висел странный плакат: «Все мировые рекорды должны принадлежать советским спортсменам!» Серебряная медаль, а тем более бронзовая многими воспринималась как позор. Припоминаю разговоры наших ребят. Смысл их примерно был таким: «Если уж наш столяр-удалец улучил часок, чтобы оторваться от своего верстака, то он обязан был оправдать надежды земляков и стать чемпионом мира». Я утрирую, конечно, но это для наглядности. А суть примерно такой и была.