Петр Люкимсон - Царь Давид

Однако Давид, похоже, разгадал эти планы Саула. Он начал настойчиво отказываться от предложения стать зятем царя, мотивируя тем, что не имеет для этого ни достаточно знатного происхождения, ни богатства. Но предложение стать тысяче-начальником он принял и, будучи направлен подальше от Ги-вы, на самую границу с филистимлянами, видимо, успешно справлялся с новым назначением, значительно усилив свой авторитет внутри кадровой армии:

«И удалил его Шаул от себя, и назначил его у себя тысяче-начальником, и тот стал предводительствовать народом. И преуспевал Давид во всех делах своих, и Господь был с ним, а Шаул видел, что тот весьма преуспевает, и боялся его. А весь Исраэль и Йеуда любили Давида, ибо он предводительствовал ими» (I Сам. 18:15–16).

Талмуд утверждает, что, предлагая Мерову в жены Давиду, Саул хотел лишь показать всем, что он верен данным им обещаниям, однако при этом надеялся, что до свадьбы дело в любом случае не дойдет — Давид погибнет раньше.

Вообще надо признать, что в истории с Меровой много неясного. То ли Саул давно, еще до битвы Давида с Голиафом, уже предназначил эту дочь в жены знатному жителю Михолы Адриэлу (Андриэлю); то ли Мерова и Адриэл полюбили друг друга и тайно обвенчались против воли Саула и затем поставили его перед фактом; то ли они стали любовниками еще до свадьбы, но как бы то ни было в итоге старшая дочь Саула «отдана была в жены Андриэлю Мехолатянину» (I Сам. 18:19).

Ясно одно: Давид не испытывал никаких чувств ни к одной из дочерей царя. Мерова любила Адриэла, но зато младшая дочь Саула Мелхола (Михаль) без памяти влюбилась в Давида и мечтала выйти за него замуж. Когда Саулу об этом стало известно, тот решил, что пробил решающий час в выполнении плана устранения Давида. Царь объявил, что выполнит обещание вьщать свою дочь замуж за Давида, но при одном условии: в качестве традиционного выкупа за невесту же них должен принести ему… крайнюю плоть половых членов ста убитых филистимлян.

Причем, как следует из дальнейшего текста, Саул установил некий срок, в течение которого должно было быть выполнено это условие, хотя какой именно, не говорится.

Понятно, что для выполнения такого задания Давид со своей тысячей должен был решиться на глубокий рейд в тыл филистимлян, то есть совершить набег на их земли. В этом случае его небольшому полку неминуемо пришлось бы столкнуться с огромной армией противника, и исход такого столкновения предугадать было несложно. При этом, разумеется, никто не осмелился напомнить царю, что, обещая выдать дочь за победителя Голиафа, он не говорил о том, что выполнение данного обещания будет сопряжено с некими дополнительными условиями.

Но за время знакомства Саул успел неплохо узнать Давида, так что его расчет оказался точным: Давиду, до того отнекивавшемуся от навязываемого ему брака с царевной… понравилось предложение царя. Видимо, стремление рисковать жизнью, вновь и вновь переживать необъяснимое наслаждение, связанное с опасностью, то самое воспетое поэтом «упоение в бою», появляющееся, как сказали бы сегодня, от резкого повышения уровня адреналина в крови, стало к этому времени неотъемлемой чертой его натуры. Возможно, это объяснялось еще и тем, что в такие мгновения Давид, как никогда, остро чувствовал свою связь с Богом, то, что, жить ему или погибнуть, зависит сейчас не от его собственной ловкости и силы, не от верности товарищей и резвости коня, а исключительно от воли управляющего этим миром Всевышнего. И не случайно многие, в определенном смысле лучшие псалмы Давида, поражающие силой эмоционального воздействия, написаны именно от имени человека, оказавшегося в смертельной опасности, взывающего к Богу «из теснин».

Вот как повествует Библия о том, что произошло дальше: «…понравилась Давиду речь о том, что он может стать зятем царя. И еще не истекли назначенные дни, как встал Давид и пошел, сам и люди его, и убил двести человек филистимлян, и принес Давид края плоти их, и представили их сполна царю, чтобы стать Давиду зятем царя, и отдал Шауль ему Михаль, дочь свою, в жены…» (I Сам. 18:26–27).

Иосиф Флавий, а вслед за ним и некоторые другие библеисты утверждают, что на самом деле Саул потребовал от Давида принести ему не сто крайних плотей филистимлян, а шестьсот их голов, что Давид и сделал, хотя на самом деле убил в ходе набега куда больше, чем шестьсот филистимлян.

Однако, по всей видимости, эти утверждения Флавия проистекают из того, что книгу «Иудейские древности» он писал для римских читателей, а для римлян отрубание шестисот вражеских голов было вполне нормальным трофеем и делом героическим, а вот отрезание у убитых крайней плоти или отрубание половых членов воспринималось уже как варварство. Однако следует помнить, что войны во времена Давида (как, впрочем, и любые войны) не отличались особым гуманизмом, и противоборствующие стороны обычно не считали друг друга такими же полноценными людьми, как они сами. Для евреев того времени весь мир делился на обрезанных (то есть на них самих, вступающих через обрезание на восьмой день после рождения в союз с Богом) и необрезанных (представителей всех остальных народов). И с этой точки зрения требование Саула принести ему крайнюю плоть врагов, то есть главный признак, отличающий их от евреев, выглядит вполне объяснимым.