неизвестен Автор - Севастополь (сборник)

о враге говорят.

Воскресай,

оживай,

Севастополь!

Люди

вытравят

плена следы!

Ленин станет

на бронзовом цоколе,

зацветут

золотые сады!

Детвора

зашумит

под колонной,

кораблями

заполнится даль.

Словно солнце

на ленте зеленой

сын

отцовскую

тронет медаль!

Мы пришли

не с пустыми руками

на вершины

заветных высот,

белый мрамор

и розовый камень

вся Россия

сюда принесет.

Все спокойнее

волны залива,

в город входит

волна синевы.

И за эхом

последнего

взрыва

К нам доносится

слово Москвы!

П. Павленко

Город - памятник

Отрывок, из романа "Счастье"

На рассвете он подсел в автобус к иностранным корреспондентам. Погода была на редкость хороша. Предгорье, круто сбегающее к морю, поблескивало сильной сочной росой. Она стекала косичками с обнаженных скал, как дождь, украдкой проползший по земле, вместо того чтобы упасть сверху. Нежный и грустный запах зимы, запах морского камня и отсыревших, но еще не совсем гнилых листьев очень съедобный запах, что-то вроде опары - веял в воздухе, не соединяясь с запахом близкого моря. В полдень горячие камни и глинобитные стены домиков тоже некстати пахнули горячим хлебом.

Автобус промчался мимо одинокой могилы у края шоссе; рядом торчали остатки английского танка. Ужасно горели эти проклятые танки. Чуть что - они как свеча. Этот, должно быть, из бригады Черных. Она проходила именно здесь. Сибиряки, они впервые видели черноморскую весну и самый радостный, самый торжественный ее месяц - май. Это было в самом начале его, когда деревья расцвели, не успев зазеленеть. Длинные ветви иудина дерева покрылись мелкими, частыми цветами и торчали, как гигантские фиолетовые кораллы. Розово, точно освещенные изнутри, светились персиковые и миндальные деревья. Красным и розовым, реже синим, горели трещины скал, набитые узенькими кривульками цветов. Танки мчались, замаскированные сверху цветущими сливами и миндалем, будто клочки садов, а из смотровых щелей торчали букетики горных тюльпанов. Когда хоронили погибших, за цветами далеко ходить не приходилось. Многие так и погибали с цветами в руках.

- Ривьера, - сказал Ральф, корреспондент лондонской газеты. - Или немного Италии. - Точно он не расслышал ни одного слова из рассказа Воропаева о танкистах.

- Разве на Ривьере сражались? - спросил Воропаев.

Но ему не ответили за ревом клаксона. Автомобиль преодолевал как раз самую тугую петлю перевала.

Когда скрылось море и впереди показались сонно полулежащие на боку горы грустный и однообразный пейзаж, - француз, до сих пор дремавший, спросил:

- Сталин был уже в Севастополе? Говорят, что Черчилль и Рузвельт выехали туда сегодня.

- Не знаю, - ответил Воропаев.- Я бы никого туда не пускал пока. Англичанин вежливо уточнил:

- Понятно. Памятники истории всегда нуждаются в некотором оснащении, в доработке.

- Это же не Дюнкерк, - возразил Воропаев. - А в Севастополь я не пустил бы даже вас. Там еще много мин.

- Мы, господин проводник, пойдем туда, куда нам захочется, и только туда. Кстати, я голосую за остановку и завтрак.

Все торжественно проголосовали. Севастополь был им нужен, как прошлогодний снег.

Когда заканчивали завтрак, Гаррис сказал:

- Наш почтенный, но строгий полковник будет очень удивлен, узнав, что я выдвинулся как журналист благодаря русской теме.

Воропаев сел боком к рассказчику. Здесь, где допивали коньяк иностранные гости, в прошлом году проходила дивизия Провалова. Многое вспомнилось...

Гаррис между тем начал рассказывать, что в 1909 году, когда он проводил время в Париже в качестве юного туриста, в театре Шатло открылся русский сезон. Удобный случай познакомиться с народом, о котором ничего не знаешь. Гаррис попал на "Князя Игоря", услышал Шаляпина, увидел танцы Нижинского и Карсавиной и "Половецкие пляски" Фокина.

- Вы понимаете, господа, что получилось? "Князь Игорь" - опера. Немного тяжеловатая, как всё русское, но мелодичная. И, конечно, Шаляпин - отличный певец. И, конечно, Нижинский - король танца. Но успех сделали не певцы, не танцоры-солисты, а массовые пляски. Именно они открыли глаза на русскую душу. Страсть, ярость, самозабвение!.. Я не случайно сказал - самозабвение. Слово это выражает состояние души, свойственное одним русским. Забвение себя, своих нужд. - Гаррис оглянулся на Воропаева:

- Я не делаю ошибок в толковании понятия самозабвения, почтенный полковник?