Юрий Гавриков - Че Гевара. Последний романтик революции

Вместе с тем он был более чем кто-либо абсолютно «земным» человеком.

Эрнесто признавался, например, что всегда любил хорошо поесть, аппетит был хороший и съесть мог довольно много. В одном из отрядов его колонны, куда он приехал, прижимистый кашевар отказал бойцу в добавке под предлогом сбережения еды на завтра. Командир поддержал бойца, сказав, что лучше умереть с полным желудком, чем с пустым. Не отказался поесть и сам, приговаривая улыбаясь: «Завтра? Ничего подобного. Завтра уже будет другой день. Завтра и обсудим, что будем есть...» [100] Ibid., p. 178. . В первые дни после высадки, когда с продовольствием было туго, он пару раз составлял компанию своему другу Камило Сьенфуэгосу, который приноровился стрелять диких кошек и готовить из их мяса жаркое. Вместе с тем Че подчеркивал, что, если в отряде остался голодным хоть один человек, им должен быть командир, и никто другой, вернувшись откуда-либо, обязательно спрашивал, все ли поели, и только получив утвердительный ответ, ел сам. Если у него оказывалась пара леденцов, он разбивал их камнем на крошечные кусочки и делил между товарищами. Когда кто-либо пытался угостить его одного чем-нибудь необычным, Эрнесто, дружески похлопывая по плечу угощавшего, замечал: «Ты становишься, старина, слегка подхалимом» [101] Mariano Rodriguez. Con la adarga al brazo. Habana, 1973, p. 206. .

Как-то у завхоза отряда после раздачи сухого пайка остались три банки сгущенки. «Это что? — поинтересовался Че и услышал ответ «старательного» каптенармуса: «Запасец для командования». Командир в сердцах дал ему коленкой под зад и строго приказал разделить оставшееся молоко между бойцами, «пусть даже по одной ложке!» [102] Escobar у Guerra. Op. cit., p. 182. ...Другой случай: заглянул на кухню и узнал от повара, что для бойцов варится суп из куриной требухи, а для командиров — жаркое из курицы. Попросил при нем переложить жаркое в кастрюлю с супом и разделить это «блюдо» между всеми...

Высокая человечность Че, его товарищеское отношение к бойцам, к местным крестьянам не исключали его суровых решений, если того требовали интересы борьбы. И не только по отношению к людям. Вот рассказанный самим Геварой случай, когда его отряд должен был, не выдавая себя, тихо окружить большое подразделение батистовских войск:

«Наша колонна с трудом передвигалась по склонам, в то время как по дну ущелья шел враг.

Все было бы прекрасно, если бы не новый наш спутник — охотничий щенок. Хотя Феликс неоднократно отгонял его в сторону нашей базы — хижины, где остались повара, щенок продолжал следовать за нами. В этом месте Сьерра-Маэстры очень трудно передвигаться по склонам из-за отсутствия тропинок. Мы проходили место, в котором старые мертвые деревья были переплетены свежими зарослями, и каждый шаг нам давался с большим трудом... Маленькая колонна передвигалась, соблюдая тишину. И только иногда звук сломанной ветки врывался в естественный для этих горных мест шум. Внезапно раздался отчаянный, нервный лай щенка. Собачонка застряла в зарослях и звала своих хозяев на помощь. Кто-то помог выбраться щенку, и все вновь пустились в путь. Но когда мы отдыхали у горного ручья, а один из нас следил с высоты за движением вражеских солдат, собака вновь истерически завыла. Она уже не звала к себе, а лаяла со страху, что ее могут покинуть на произвол судьбы.

Помню, что я резко приказал Феликсу: «Заткни этой собаке глотку... Лай должен прекратиться!» Феликс посмотрел меня невидящим взглядом. Его и собаку окружили усталые бойцы. Он медленно вытащил из кармана веревку, окрутил ею шею щенка и стал его душить... Не знаю, сколько времени все это длилось, но нам всем оно показалось нескончаемо долгим... Мы оставили щенка лежащим на ветках...

К ночи мы дошли до пустой хижины. Там остановились на отдых. Быстро зарезали поросенка и сварили его. Один из бойцов нашел в хижине гитару. Кто-то запел песню.

Может быть, от того, что песня была сентиментальной или потому, что стояла ночь и мы все до смерти устали, но произошло вот что. Феликс, евший сидя на земле, выбросил кость. Ее ухватила и стала есть крутившаяся подле него кроткая хозяйская собачка. Феликс погладил ее по голове. Собака удивленно посмотрела на него, а он на меня. Мы оба почувствовали себя виноватыми. Все умолкли. Незаметно всех нас охватило волнение. На нас смотрел кроткими глазами другой собаки, глазами, в которых можно было прочитать упрек, убитый щенок...» [103] Э. Че Гевара. Указ. соч., с. 115. .