Сергей Лавров - Лев Гумилев - Судьба и идеи

Века проходят, и духовное становится все значительнее, а материальное, служебное, карьерное, даже и слава воинских побед, умаляется, ветшает, уступая место тому, что при жизни своих создателей едва ценилось, как необязательная утеха жизни.

Было трудно видеть, год от году, как стареет эта прекрасная супружеская чета, как теряет силы (не духовные! – физические силы) Лев Николаевич, как у него в глазах является порою тот же обреченно умученный и покорный взгляд, что у его верного Алтына накануне смерти.

Школа Льва Николаевича воспитывает умение мыслить целыми пластами веков и тысячелетий, умение видеть в истории не только цепь событий, в которой предыдущее как бы автоматически считалось причиною последующего, а органический природно-рукотворный процесс, на фоне которого все прежние объяснения оказались ежели не смешны, то нелепы. (Пример географического детерминизма: Москва стала столицею, ибо стояла на скрещении торговых путей, будто бы «торговые пути» – это что-то вполне внечеловеческое, некая данность, существовавшая до человечества. Да не будь тут густого и деятельного населения, не было бы никаких и путей торговых, которые организуются людьми, а не наоборот. Да и шли тут пути поначалу вполне мимо Москвы, по Волге и по Днепру.)

Гумилевский энергетический (волновой, в нарастающих и затухающих ритмах) принцип рассмотрения исторического процесса 1176 1176 Кстати, об энергетической природе человеческой деятельности догадывались еще православные монахи XIV столетия, исихасты, считавшие «энергии» орудиями Божества, с помощью коих Господь творит зримый мир, и что именно энергии, пронизывающие материю, являются основою всего сущего. Положение, считавшееся «реакционным» в советской историографии, хотя и блестяще доказанное новейшей физикой, в частности квантовой теорией. прежде всего оживил историю, наполнил смыслом усилия и деятельность людей. Стало понятно, почему они в определенные эпохи действуют так-то и по-иному – в другие. Близкое течение «процессов» вновь обратилось в то, чем и было реально на протяжении веков: в страстную, полнокровную, трагическую и величавую жизнь живых, из плоти и крови, людей, и – оставим в покое теории – история приблизилась, стала зримой, живой, переживаемой. Отчего и сама реальная, «своя» жизнь тоже раздвинулась на века и тем самым невиданно обогатилась. Стало ясно, что ничто не проходит бесследно, что прошлое могущественно участвует в событиях сего дня, что давно умершие, давно погибшие люди, с их страстями и бедами, живы, живы в нас, их потомках, как и мы сами нерасторжимо спаяны с ними, уснувшими в земле.

Лишь после смерти Льва Николаевича я прочел его стихи, из которых понял, сколь остро ощущал и сам Гумилев эту связь времен, до того, что как бы и жил в разных временных периодах, прочувствовав в свой краткий срок многие тысячелетия человеческой культуры и судеб.

Сейчас, когда мне приходится неоднократно говорить и писать о том, что наша великая страна создана не по капризу удачливых завоеваний, а в результате этногеографического единства определенной евразийской территории, что это древний Великий шелковый путь, лишь сдвинутый к северу и снабженный благодаря творческой энергии русского народа Транссибирскою железнодорожной магистралью, что это, при всем своем многообразии, единый ареал, от Западной Европы отделяемый климатическою границей – отрицательной изотермой января, – когда я объясняю, что без морских выходов на Дальнем Востоке (спор о Курилах), Черном море (вопрос о Крыме!) и Балтийском море (клятый прибалтийский вопрос) страна не может существовать и что очерк этого государства был воссоздан уже древними скифами три тысячи лет тому назад, – я особенно остро понимаю, что без Льва Николаевича, без его школы я не смог бы никогда в жизни додуматься до этой мысли при всей ее кажущейся простоте.

Если бы наши политики хоть в какой-то степени понимали историю! Вот с такою же широтой видели ее как процесс, идущий от прошлого к будущему, отдавали себе отчет в том, что прошлое нельзя ни переделать, ни отменить и что, скажем, придя на Кавказ двести лет тому назад, мы теперь являемся заложниками истории, мы уже не можем сделать вид, будто бы этого не было, не имеем права снять с себя долг высшего арбитра в непростых межнациональных конфликтах этой сокровищницы разнообразных народов, рас и культур, отказаться от миротворческой миссии Русского государства (после того как в нас поверили!), от всего того, чем так незадумчиво жертвуют наши нынешние политики, ведущие страну к гибели... Если бы понимали! Но недаром сказано: коли хочет Господь наказать, то прежде всего отнимает разум.