Что, наверное, нравилось Л.Н. в нашем Совете – это нацеленность на республики Союза, где докторские были не частым явлением, да и кандидатские шли не просто. Эта нацеленность была задана ситуацией: «параллельный» докторский Совет по нашей специальности в МГУ (а их в СССР работало всего два – наш и московский) был «снобистским» – не брал защит «с периферии», предпочитая «дозревших» москвичей. Нам же с «периферийщиками» приходилось куда больше работать, проводить «предзащиты», консультировать и т. д. Но как иначе создать научную опору вне столицы? Л.Н. всегда это поддерживал, особенно когда речь шла об ученых из республик Средней Азии. Сейчас я думаю: а правильно ли мы поступали? Ведь наши «подопечные» – сейчас «там» доктора, заведующие кафедрами, директора институтов.
После развала СССР они как-то притихли и затаились, довольные, видимо, своими постами и званиями. Не стали они евразийцами по духу, не вышло из них пассионариев по действию...
Кафедра наша трогательно относилась к Л.Н., здесь он всегда был самым «своим» и отвечал нам тем же. На кафедре Л.Н. всегда был самим собой, не «ощетинившимся» в дискуссиях, а как бы оттаявшим, зная, что окружен истинными друзьями. Он был ровен со всеми, титулы и чины не играли никакой роли.
На кафедре рождались или «проверялись» многие из его шуток-переименований. Своего главного оппонента в этнологии, академика Ю. В. Бромлея, он переименовал в «Бармалея», журнал «Знание – сила», не напечатавший чего-то гумилевского – в «Знание через силу». Он позволял себе шутить с оппонентами и на их счет не только в узком кругу, шутить иногда очень зло. Вот пример из его письма, напечатанного в «Вопросах философии»: «Что же касается собственных позитивных высказываний Ю. В. Бромлея, то я воздержусь от суждений, следуя изречению, приведенному Оскаром Уайльдом, который, будучи в турне по Америке и остановившись в ковбойском поселке, прочел в трактире такой плакат: «Не стреляйте в пианиста, он играет как может» 5 5 «Вопросы философии», 1989, № 5, с. 158.
.
Не проходил без Льва Николаевича ни один сбор на кафедре «за рюмкой чая»; так однажды он пришел туда прямо из больницы. Мы гордимся словами Л.Н., как-то сказавшего, что «в годы застоя кафедра экономической и социальной географии была для меня «экологической нишей», меня не гнали с работы, была возможность писать» 6 6 «Советская культура», 15 сентября 1988 г.
.
Была у него и другая «ниша» – Русское географическое общество. Там Л.Н. выступал с лекциями, собиравшими удивительно много народу при самой скромной рекламе. «Гумилевцы» города находили какие-то свои каналы информации, хотя это была очень разная публика – от трогательных старушек «старорежимного» вида, каким-то чудом уцелевших в войну и блокаду, до восторженных молодых людей, просивших автографы у Л.Н. В Обществе он руководил отделением этнографии, на котором апробировались его идеи.
Жил он в то время в комнате коммуналки на Владимирской. Когда мы с женой первый раз шли к нему в гости в коммуналку, нас ужаснула уже лестница. Старинный, казалось, никогда не ремонтировавшийся дом, темная-темная лестница, и на площадке валялся пьяный. Застойный запах говорил, что это норма, а не эпизод. Дом-то буквально соседствовал со станцией метро «Владимирская», да еще и «полудиким» рынком рядом, со всеми вытекающими (в прямом и переносном смысле) последствиями.
После этой смрадной лестницы вы попадали в маленький, но такой уютный оазис – комнату-кабинет, она же – столовая, она же – спальня. Над столом – известный портрет отца в военной форме, фотография всей семьи – Анна Андреевна, Николай Степанович и Лёва. Умели хозяева в этих стесненных условиях создать уют, тепло, обстановку, бесконечно далекую от страшной «оболочки». Интересно, что когда они переехали в новую квартиру, Л.Н. сохранил в кабинете буквально «один к одному» ту же обстановку, что была в коммуналке: тот же стол, портрет отца, фотография семьи.
В коммуналке всегда чувствуешь, есть ли «напряженка» между соседями, но в данном случае на нее не было и намека. Лев Николаевич умел ладить с людьми (соседом был простой милиционер), и в квартире господствовала, по-гумилевски выражаясь, комплиментарность. Здесь были смешные эпизоды. Как-то Л.Н. попросил меня познакомить его с коллегой-историком, довольно известным профессором: «Позовите его с супругой к нам, выпьем, поговорим!» Я сделал все как полагалось, помню нашел какое-то красное шампанское, а на столе была вкусная еда, приготовленная Наталией Викторовной, и бутылка «Лимонной» – тогда еще отменной водки. Мы с Л.Н. как-то незаметно опустошили ее «за разговором», а гость ограничился каплей шампанского, несмотря на все наши уговоры и явную «комплиментарность» «Лимонной» с закуской на столе. На следующий день мы с Л.Н. встретились на факультете, и он с некоторым укором и непередаваемо милой картавостью молвил: «Ну, Сергей Борисович, ну какой же это профессор, который о науке не говорит и водки не пьет!»
Читать дальше