Татьяна Бобровникова - Сципион Африканский

«Призывали они имя Баала с утра до полудня, говоря: „Баале, услышь нас!“ И скакали они у жертвенника… И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним» ( 3 Reg., XVIII, 26–28 ).

Но божество этим не удовлетворялось. Карфагеняне ежегодно сжигали живым человека ему в жертву ( Plin., N.H. XXXVI, 39 ), отдавали ему самых красивых из военнопленных ( Diod., XX, 65, I; Suid. Sardanios gelos ), во время удачных войн приносили ему тысячи иноземцев ( Diod., XIII, 62, 4 ), а в некоторых местах стариков, достигших 70 лет: их убивали ударом дубины ( Suid. Sardanios gelos ). Но всего этого Баалу было мало. Он требовал самой страшной жертвы — ему нужно было отдать своего первенца, мальчика-младенца. «Их сжигали живыми перед изображением божества, и запах их мяса утолял гнев его; звуки труб и флейт покрывали стоны страдальцев» [9] Там же, с. 341. . {2} 2 Ю. Б. Циркин и некоторые другие исследователи считают, что жертвы приносились гораздо более «гуманно»: во-первых, 85 % детей были моложе шести месяцев, во-вторых, ребенка убивали, а потом сжигали ( Циркин Ю. Б. Карфаген и его культура, с.180). Этот ужасный обычай уже стал отмирать на родине пунийцев, в Тире. Но карфагеняне, более фанатичные и дикие, упорно за него держались. Известно, что во время осады Тира Александром Македонским пунийцы, помогавшие своей метрополии, стали уговаривать тирийцев возобновить этот старинный обычай. Ибо карфагеняне имели обыкновение «совершать кровавые религиозные обряды и прибегали к злодеяниям, как к средству исцеления. Они приносили человеческие жертвы, и даже детей, возраст которых даже у врагов обычно вызывает жалость. Они возлагали их на жертвенник, испрашивая у богов милости за пролитие крови тех, о продлении жизни которых принято молиться. Такими злодеяниями они отвратили от себя богов», — пишет один римлянин ( Justin. XVIII, 6, 11–7, 1 ). Тирийцы, однако, долго не решались последовать совету пунийцев и наконец, скрепя сердце, принесли в жертву одного младенца, тогда как карфагеняне приносили гекатомбы из детей. Именно этой нечестивой жертвой греки и римляне объяснили гибель Тира, от которого боги в ужасе отвернулись.

Сохранилось описание этого обряда: «Карфагеняне приносили в жертву сто детей, публично выбранных из числа первой знати… У них есть медная статуя Кроноса; [10] Кроносом греки называли Баал-Хаммона . Другое описание этого обряда у Клитарха: «Ребенка они сжигали, в то время как медный Кронос стоял у них с руками, обращенными ладонями к медной жаровне. Когда пламя охватывало рот сжигаемого, то члены тела начинали содрогаться и рот оказывался раскрытым наподобие смеха, пока то, что было простерто на жаровне, не переходило в ничто» ( Schol. Plat. R.P., I, 337 . Ср. Suid. Sardanios gelos ). Очевидно, руки идола приводились в движение. она протягивает свои полые руки, наклоненные к земле таким образом, что помещенный на них ребенок скатывается и летит в чрево, полное огня» ( Diod., XX, 14, 4–6 ). Подобные жертвоприношения совершались ежегодно ( Sil. It., IV, 768 ). В случае опасности число жертв увеличивалось. Так, во время нашествия Агафокла было сожжено 500 младенцев ( Diod., XX, 14 ).

Принесение в жертву детей считалось великим праздником. Поэтому матери непременно должны были присутствовать с веселым лицом и в нарядной одежде ( Plut. De Superstit., p. 171 ). [11] См. Масперо Г. Древняя история народов Востока, с. 341.

Религиозное исступление карфагенян всегда боролось с их природным лукавством. Иногда они пытались обмануть бога. Они тайком покупали детей, выращивали и откармливали их, а потом сжигали под видом собственных ( Diod., XX, 14, 4 ).

«Астарты были менее жестоки, — продолжает Масперо, — но не менее требовательны. Они приговаривали своих жрецов к бичеванию, самоуродованию, иногда к самооскоплению. Ко многим из них в жрицы допускались только развратные женщины и блудницы.

Самые блестящие и непристойные празднества в честь Великой богини происходили близ Библоса. Два раза в году, весной и осенью, пилигримы стекались ко храму Астарты в долину реки Адониса. В период летнего солнцестояния, в то время „как лето убивает весну“, празднуемые здесь мистерии приобретают траурный характер. Богиня любила царя царей, Адона Адонима, но ревнивый соперник, скрывавшийся под видом чудовищного вепря, убил ее возлюбленного.

Астарта приказала зарыть его, и вся Финикия присоединилась к ее трауру. На катафалках, устроенных в храмах и возвышенных местах, клались деревянные раскрашенные статуи, изображавшие умершего бога, охраняемого верующими до положения во гроб, между тем как по улицам города, по лесам и горам бродили толпы женщин с растрепанными или совершенно обритыми волосами, в растерзанных одеждах, с лицом, исцарапанным ногтями в знак печали, и громко выражали свое горе.