Георгий Чулков - Годы странствий

В. И. Орлов составил обстоятельные записки, посвященные бунтарскому движению 1901–1902 годов. Эти интересные мемуары будут, вероятно, напечатаны, а сейчас я, с любезного разрешения автора, читал их в рукописи. Перелистать эту толстую тетрадь мне, участнику движения, было очень любопытно. Припоминались факты, которые совсем погасли в памяти. Так, например, я совсем забыл, как мы провели заседание Комитета седьмого декабря, а между тем это заседание и выпущенный после него «Бюллетень № 17» в сущности предопределили характер тогдашнего движения. Я своевольно, без ведома Комитета, написал и напечатал прокламацию, где впервые говорилось, что мы, студенты, не рассчитываем на поддержку буржуазных кругов общества. Вот с этой уже отпечатанной прокламацией я явился на заседание Комитета, требуя под ней комитетской подписи и угрожая расколом. Наша партия победила. Церетели, Будилович, Орлов и еще некоторые стали на мою сторону. Подпись Комитета была дана, и знаменитый «Бюллетень № 17» на другой же день появился в Москве, пугая обывателей.

Во главе наших врагов, «академистов», стоял тогда медик четвертого курса Аджемов, [56] Аджемов Моисей Сергеевич (Мовсес Серпович) (1878–1950) окончил медицинский и юридический факультеты Московского университета. Член II, III, IV Государственной Думы. Сотрудничал в «Русских ведомостях», «Вестнике права». Во время русско-японской войны был врачом. будущий небезызвестный член конституционно-демократической партии. Я хаживал в клиники громить «академистов» и сражаться с этим Аджемовым, неглупым человеком и довольно искусным оратором. Эти мои визиты в клиники наводили ужас на субинспекторов и педелей. [57] Педель — младший служащий при высших учебных заведениях в дореволюционной России, следящий за поведением учащихся. Одним словом, я в те дни сжег свои корабли.

За месяц, примерно, до истории с «Бюллетенем № 17» мне довелось выступить публично с такою речью, которая по тем временам неминуемо должна была привести меня в тюрьму.

Дело было так. На правах писателя (я тогда уже напечатал несколько рассказов) был я приглашен на банкет памяти Добролюбова. В ресторане «Континенталь» собрались все московские либералы и радикалы. Я сидел случайно рядом с Леонидом Андреевым, [58] Андреев Леонид Николаевич (1871–1919) — писатель. В 1920 г. Чулков написал о нем воспоминания, включены в «Книгу о Леониде Андрееве» (Берлин, 1922). Дополненные публикацией 18 андреевских писем к автору, они вошли в книгу Чулкова «Письма Л. Андреева» (Л., 1924). Чулков, высоко оценивая талант писателя («андреевское творчество едва ли не самое замечательное явление нашей растерявшейся и ужаснувшейся современности»), в статье «Глухие выстрелы» отметил, что его сила не в идеях, а в «эмоциональности»: «.. он кричит, когда ему страшно, и горько плачет, когда ему больно» (Чулков Г. Вчера и сегодня. М., 1916). начинавшим тогда входить в моду. Банкет был как банкет. Седовласые вольнодумцы подымались один за другим и говорили обычные либеральные речи на тогдашнем «эзоповом языке», робко намекая на вожделенную конституцию. [59] На банкете речи произнесли И. А. Бунин и H. H. Златовратский.

Выпив несколько рюмок водки, Л. Н. Андреев стал меня подзадоривать выступить с речью.

— Скажите что-нибудь решительное. Что это старики мочалу жуют! Пора вещи своими именами называть…

— Да вы сами скажите…

— Я не умею говорить. А вы — политик. Вам и книги в руки.

— Да ведь скандал будет!

— Вот это и хорошо. [60] Этот эпизод воспроизведен Чулковым в автобиографической поэме «Весенний лед» (1934–1935) (другие названия — «Башня», «Юность»; рукопись хранится в РГАЛИ): «… но рядом // Известный беллетрист сидел… // Елагин! (имя главного героя поэмы, под которым автор вывел себя. — М. М. ). Право, порют вздор, // Скажите правду им в упор…» В той же поэме ситуация на банкете памяти H. A. Добролюбова описана следующим образом: В Москва седые радикалы В те дни устроили банкет В честь Добролюбова. Бокалы Звенели дружно. Много лет, Собравшись здесь, в «Континентале», Интеллигенты утешали Себя речами и вином И рассуждали все о том, Что после зим бывают весны, Что в это верить надлежит, Что, к сожаленью, не изжит Дух крепостничества…

Я так и сделал. Попросил слова и сказал краткую, но, кажется, достаточно выразительную речь, по тем временам неслыханную. По крайней мере, участники банкета были утешены. Леонид Андреев был в восторге. Старые радикалы полезли ко мне целоваться. Были и такие, которые опрометью бежали из «Континенталя», полагая, должно быть, что немедленно нагрянет полиция для расправы.